— А я вот как раз бросаю работу. Хотя галерея пока об этом не догадывается.
— А почему? Что случилось?
— Я отправляюсь путешествовать. Делаю то, что обычно делает молодежь в двадцать лет. Только я — с опозданием лет на десять.
Ага, он был прав, ей тридцать один или тридцать два. Ничто сегодня не может укрыться от него. Ей-богу, таким проницательным он не был уже много лет.
— И куда же вы едете?
— А, куда все, туда и я. Юго-Восточная Азия, Индия.
Да что же с ним такое! Через две минуты после Лос-Анджелеса он уже был готов продираться с рюкзаком через джунгли Вьетнама, Камбоджи и Таиланда. Ну да, если никакой более достойной цели у тебя нет, поневоле хватаешься за каждую проплывающую мимо соломинку. Скажи она, что подумывает о переезде в Румынию, он и тут был бы «за». Ну, или на Марс, чего мелочиться.
— А вы уже бывали в Индии? — спросил он.
— Однажды. В Гоа и Керале. На этот раз я хочу в Раджастан и Варанаси, который Бенарес.
— Одно и то же место, да?
— Да.
— Санскрит, так? «Наси» — место; «вара» — много. Место, у которого много имен.
Она рассмеялась. У нее были идеальные зубы, довольно крупные, — настоящие американские зубы.
— Понятия не имею, потрясающе это или натуральное «бен» как «полное» и «арес» как «дерьмо». Возможно, сразу и то и другое, как оно часто бывает.
Они еще раз чокнулись. Джефф смотрел, как ее губы касаются краешка стекла, смотрел, как она пьет. Ни тени розового не осталось на бокале — она не пользовалась губной помадой. Он глотнул из своего, и это простое действие сразу же вернуло ощущение жары, от которой должно было принести облегчение.
— Бог мой! — сказала она. — Какая невыносимая жара.
Она прижала холодный бокал ко лбу. Взгляд Джеффа скользнул вдоль гладкой подмышки. Стекло оставило на лбу несколько бисеринок влаги.
— Завтра, очевидно, будет еще жарче.
Он не хотел сказать ничего такого этим метеорологическим комментарием, но в нем прозвучал смутный намек на более тонкую ткань, осыпающиеся лепестки одежды, влагу пота. Белье, нагота… Жара.
— На самом деле все не так. У меня в отеле не говорят «жара» — это «’ара». А завтра у них будет «’арче».
— ‘Ара будет еще ‘арче?
— Именно.
— Куда же еще. Мне и так сдается, что здесь все испарится еще до наступления утра.
Ничего невозможного в этом явно не было. Очень легко представлялось, что просыпаешься утром — и обнаруживаешь этот полузатонувший город пустым и по щиколотку в гнусно пахнущей грязи: широко раскинувшееся ничто на месте лагуны, влажная бурая пустыня и последние рыбы, трепыхающиеся и хватающие ртом воздух. Хотя, с другой стороны, можно будет наконец-то вычистить каналы и хорошенько отремонтировать фундаменты зданий. Удивительно, что ничего подобного еще не сделали в порядке арт-проекта, вроде знаменитых «оберток от Христо»
