, явилась и открыла ему тайну имени человека, которого он
хотел вспомнить. Да что здесь происходит? Неужели это один из тех дней, когда, что ни сделай, все в точку. Когда достаточно просто подумать, чтобы так оно и случилось? Это было то самое везение, от которого люди сходят с ума, решив, что с ними говорит Всевышний, веля им убивать президентов и знаменитостей.
Теперь можно было положиться на время. Джефф стоял и улыбался, держа в руках пустой бокал из-под коктейля; если Фрэнк удосужится вспомнить его имя, через пару мгновений он будет представлен той, с кем хотел познакомиться здесь больше всех. Сейчас, вблизи, стало видно, что на желтом платье есть бледный рисунок. На лице ее не было краски, а если и была, то наложенная столь умело, что оставалась невидимой; шею обвивало серебряное ожерелье. Джефф решил, что ей должно быть чуть за тридцать. Глаза, смеявшиеся чему-то, что говорил Фрэнк, были темны. Фрэнк наконец представил их. Ее звали Лора, Лора Фримен. Джефф пожал ее руку, ее тонкую руку. На среднем пальце обнаружилось большое желтое кольцо из оргстекла. Ее подругу звали… как именно, переволновавшийся Джефф забыл в то же мгновение, как услышал ее имя. Озабоченный тем, чтобы произвести хорошее впечатление, он сосредоточился на своей безымянной собеседнице, пока Лора беседовала с Фрэнком. Откуда она? Нравится ли ей в Венеции? Он задавал какие-то вопросы, но не слушал ответов, а взгляд его все уплывал и уплывал к Лоре, которая всего раз посмотрела в его сторону, встретившись с ним глазами. Фрэнк что-то сказал ее подруге, и Джефф воспользовался этим, чтобы в первый раз обратиться к Лоре. С чем — не имело никакого значения. Это могла быть любая чушь. Нужно было просто что-то сказать, что угодно, бросить пробный шар. Он смотрел на нее и понимал, что может сказать лишь одну вещь. Если он скажет что-то еще, это будет ложь, но, поскольку сказать то, что ему хотелось, не представлялось возможным — ты прекрасна, и если только голос у тебя не как у Дэвида Бекхэма, через минуту я буду по уши влюблен, — он промолчал. Она ждала его слов, а он просто стоял и молча смотрел на нее. Она была высокой, пять футов десять дюймов[36], вероятно лишь на пару дюймов ниже Джеффа. Под тонкой бретелью желтого платья виднелась белая — от бюстгальтера. Грудь у нее была небольшая. Тем временем в голове у Джеффа жужжало: «Веди себя обычно, веди себя обычно, скажи уже что-нибудь обычное. Не строй из себя идиота».
