Последний единорог | страница 34
— Джек, я совсем забыл: мы тут переменили без вас пароль, — раздался голос часового.
— Ах, так вы переменили пароль?! — Джек Трезвон зажал свое ухо концом Шмендрикова плаща. — А как же я, безголовые, безмозглые, потрошеные болваны, должен был бы об этом узнать?
— Не бесись, Джек, — примирительно ответил часовой. — Ну, ничего, что ты не знаешь нового пароля. Проще его ничего не придумаешь: надо прокричать жирафом. Это Капитан придумал.
— Прокричать жирафом? — Гигант ругался до тех пор, пока лошади смущенно не зашевелились. — Балда, да жирафы немые. Капитан мог бы еще потребовать, чтобы мы отзывались рыбой или бабочкой.
— Знаю. Поэтому пароль никто не забудет, даже ты. Ну как, умен наш Капитан?
— Дальше некуда, — удивленно отозвался Джек Трезвон, — но послушай, что помешает лесничему или кому-нибудь из людей короля кричать жирафом, когда ты окликнешь его.
— Ага, — обрадовался часовой. — В этом-то и самая мудрость. Нужно крикнуть три раза. Два длинных крика и один короткий.
Джек Трезвон молча восседал на лошади, потирая ухо.
— Два длинных крика и один короткий, — наконец вздохнул он. — Ну, это не глупее, чем когда у нас не было никакого пароля и стреляли во всякого, кто отвечал на зов. Два длинных и короткий, хорошо. — Он ехал между деревьями, его люди следовали за ним.
Где-то впереди недовольно, словно жужжание ограбленных пчел, слышались людские голоса. Когда они подъехали ближе, Шмендрику показалось, что среди них выделяется женский голос. Его щека почувствовала тепло, и он поднял голову. Кони встали на небольшой прогалине, где вокруг костра раздраженно переругивались десять-двенадцать человек. Пахло горелыми бобами. Веснушчатый рыжеволосый разбойник в лохмотьях поприличнее, чем на прочих, поднялся, чтобы приветствовать прибывших.
— Ну, Джек! — крикнул он. — Кого ты нам везешь: друга или пленника? — и, обернувшись, добавил: — Любимая, подбавь воды в суп — у нас гости.
— Кто он, я и сам не знаю, — проворчал Джек Трезвон и стал рассказывать о мэре и шляпе, но едва добрался до налета на город, как рассказ прервал сухой, как колючка, пронзительный голос женщины, проталкивающейся сквозь кольцо мужчин:
— Я не потерплю этого, Калли, суп и так не гуще испарины! — Бледное худое лицо ее с неистовыми светло-коричневыми глазами обрамляли волосы цвета жухлой травы.
— Это еще что за жердь? — спросила она, обозревая Шмендрика так, будто обнаружила нечто прилипшее к каблукам собственных туфель. — Он не из города. Мне не нравится его вид. Смахните-ка ему с плеч колдун. — Она хотела сказать «колтун», но от совпадения страх мокрой водорослью прополз вдоль позвоночника Шмендрика. Он соскользнул с коня и встал перед капитаном разбойников.