Печерский покачал головой и усмехнулся.
— Все-таки странно. При живом муже.
— Я тебе писала. Я тебе много писала. Ты не отвечал.
— Что ж может быть и писала. Я этого брака не признаю.
Наташа вздохнула.
— Как хочешь…
Печерский поднял голову.
— Что?
— Как хочешь. Признавай — не признавай. Миша, ты сам понимаешь…
— Что с вами тут стало в этом сумасшедшем доме! Ну, погодите! Ты думаешь это — навеки? — внезапно раздражаясь спросил Печерский.
— Что навеки?
— Да вот это все… Совдепы. И твой, с позволения сказать, брак. Прямо удивительно, как быстро вы все здесь приспособились, мадам Печерская. То есть, пардон не мадам Печерская… Как вас теперь звать, мадам Шварц, Штунц, Кранц?..
— Шварц.
— Он что, жид?
— Да, еврей.
— Недурно, — слегка покачиваясь сказал Печерский. — Недурно Наталья Николаевна Печерская, урожденная Лугина, дочь адмирала и господин… Шварц.
— Ах, Миша, Миша…
— Кто он такой? — отрывисто и громко спросил Печерский. — Могу я узнать с кем живет моя жена?
— Ты знаешь. Я сказала.
— Он кто — комиссар?
— Он военный. Военный летчик.
Печерский оттопырил губу и засмеялся.
— Скажите пожалуйста! Пхэ! Летчик. Военный летчик. Шварц и вдруг летчик! Ай-вей!..
Тогда она встала.
— Миша, я лучше уйду.
— Нет! — почти вскрикнул Печерский и схватил ее за руку. Человек на скамейке впереди услышал крик, привстал и оглянулся. Печерский заметил его и сразу остыл.
— Погоди. Подумай, мне тоже не легко, — совсем тихо сказал он. — Жили мы с тобой пять лет. Жена ты мне или не жена?
Она ответила робко и вместе с тем твердо.
— Теперь уже не жена, Миша, ты же понимаешь.
— Ах, не жена!.. — и Печерский опять сжал ее руку. Но оглянулся на человека позади и отпустил.
— Миша, я лучше уйду, — сказала Наташа.
— Ладно. Не жена… Зачем пришла?
— Ты же просил, ты писал. Вот я и пришла…
— Я хотел видеть мою жену перед богом и людьми, мою Наташу, — сказал Печерский и подумал, что он сейчас сказал это совсем как актер.
— Миша, ну погоди. Ну «жена перед богом и людьми Но ведь восемь лет. Восемь лет мы с тобой не выделись. У меня девочка. У меня — дочка. Я получила твое письмо и сказала мужу, что хочу тебя повидать, хочу сказать, что между мной и тобой все кончено. Ты сам понимаешь. Ужасно тяжелый и ненужный разговор. Вот мы видимся в последний раз, в последний раз, — просто и грустно повторила она. — Никогда мы больше не увидимся. И мне кажется, тебе все равно и ты так же равнодушен, как и я. Правда, Миша?
— Ты так думаешь? — сомневаясь спросил Печерский. — Стало быть правда кончено?
