— Хорошо, — сказал Печерский. — Одно слово. Значит, вы отказываетесь?
— Я же сказал — не хочу. Не вы сидели, а я сидел. Я не о двух головах. Вы меня в гроб вгоните. Вы меня к стенке. У нас в квартире комсомолка живет. Уходите вы ради господа бога!..
— Да вы. Понимаете — что делаете?
— Опять двадцать пять.
— Вы Акимов, шталмейстер двора его величества, губернский предводитель дворянства. Трус! Гадина!
— Тсс… Ради бога!.. Вы с ума сошли. Ну, пожалейте старика. Скажите им, чтобы не писали, чтобы оставили в покое…
— Хорошо. Мы примем во внимание. Но как же быть… Я же понадеялся, я назначил у вас встречу…
— Сумасшедший! — тонким голосом закричал Акимов. — Мальчишка! Не смейте давать мой адрес! Никаких свиданий! Господи, господи, за что?.. Уходите, сию минуту, уходите!
— Пустите меня к себе, — вздрогнув от бешенства прошептал Печерский. — Я подожду. В десять часов сюда придет одна дама. Сейчас без пяти десять.
Печерский шагнул вперед, но старичок отступил на два шага и вдруг оказался за дверью. Цепь щелкнула и натянулась.
— Ничего подобного! Где хотите, только не у меня.
— Откройте! — закричал Печерский и схватился за дверь. — Откройте, слышите вы, гадина!
— Я позову милицию! — взвизгнул старичок и Печерский отпустил дверь. Дверь захлопнулась.
Печерский плюнул и сжал кулаки.
— Конспираторы!.. Сукины дети! — закричал он:
Внизу хлопнула дверь и Печерский медленно пошел вниз. Навстречу по лестнице поднималась молодая женщина. Она старалась рассмотреть номера квартир и почти наткнулась на Печерского.
— Простите, — сказала женщина, — будьте добры сказать, где квартира шестнадцать?..
Однако Печерский молчал и молча глядел на нее.
— Квартира шестнадцать… — смущаясь повторила женщина.
— Наташа! — глухо сказал Печерский.
— Миша!
— Пойдем отсюда. Не здесь. Пойдем.
Был не день и не вечер. Странные, весенние московские сумерки. Они сидели на скамье на Цветном бульваре. За деревьями мигали огни, слабо дребезжали звонки и перекликались рожки машин. Вспыхивали и угасала лилово-зеленые молнии набегающих трамваев.
Был такой час, когда на бульваре не было народу. Только один человек сидел на скамье, в стороне от них.
— Ну, вот и свиделись, — сказал Печерский. — Ну, вот свиделись.
— Ты мало изменился, Миша, только похудел. Или мне показалось?
— Да восемь лет… Восемь или девять?
— Восемь. Ну как ты?..
— Да ничего. Ты замужем, Наташа?
— Будто ты не знаешь.
— Что ж он… хороший человек?
— Очень хороший.
— И любит?
— Любит.
