– Я вам не Витька! – вдруг проорал Туус и вырвался-таки из кабинета.
Вместе со звонком морально побитый преподаватель пропал в недрах университетского коридора. Студенты, с опаской посматривая на Гарри, проникли в аудиторию и стали рассаживаться. Лассаль подошел с создателю и что-то зашептал ему. Невнимательно выслушав Славика, Гарри прошел в конец кабинета и плюхнулся на стул рядом с сидевшей Шерстовой, синеокой и белокурой девушкой, всегда модно и чинно одетой. Лена хотела вскочить и пересесть, но, подумав, почему-то осталась на месте. Гарри подмигнул ей и попытался прижаться. Шерстова отодвинулась и сделала вид, что смотрит на часы, показав в то же время Наркизову свои длинные хрупкие кисти рук. Вошел запыхавшийся Туус, все одногруппники, за исключением Гарри и Лассаля, встали. Преподаватель посадил их и начал занятие.
Сделав несколько реверансов в сторону демократизации отношений студентов с преподавателями, Туус с места в карьер объявил тему занятия и зашпарил заученными фразами о проблеме цитаты в художественном тексте. Причем слово "текст", само по себе довольно безобидное, выговаривалось Туу-сом с каким-то сладострастным придыханием, приобретая некий "заграничный" оттенок. Обвинив всех соцреалистов в плагиате поголовно, преподаватель перешел к русской классике. Сославшись на "лучшего знатока русской литературы еврея, именно еврея, господа студенты, Юрия Толмана, Виктор сделал несколько сомнительное заявление, что вся русская классика – слабое подобие классики мировой, а вся литература конца 19 века – слабое подобие ее же, но начала столетия.
Затем Виктор предоставил слово Шерстовой, которой заранее было поручено подготовить доклад по проблеме заимствований Чеховым мест из русской литературы первой трети 19 века. Лена встала, гордо взглянула на создателя, который и не думал вскакивать, и с трудом выбралась в проход, причем Гарри успел-таки при этом поприжать девушку. Подойдя к преподавательскому столу с небольшой кафедрой переносного типа, Леночка одарила ясным, как небо, взглядом враз закрасневшегося Тууса и деловито принялась за сочиненный ею накануне доклад. Шерстова начала выступление с определений термина "цитата" и термина "реминисценция”, которые, по ее мнению, являлись суть синонимами. Одобрительно отозвавшись о модернисте Набокове, который сделал реминисценции основой своих текстов, Леночка сделала смелый вывод, что и Пушкин "ремининсцировал" в своем «Онегине» и «Капитанской дочке», да еще как!
