Дмитрий Всеволодович, сидевший визави к Анне и рядом с Лёлей, наклонился к уху своей соседки (как будто из вежливости — чтобы не перебивать жену) и тихо что-то сказал или спросил.
Анна приподняла подбородок — и её голос тоже зазвучал несколько выше:
— Затем жечка едет в Москву. Из деревни, из Липецка, из Тамбова, из Чебоксар. Первопроходец — она! Завоеватель — она...
— Как pelerinage
>22! — Федя увлёкся сравнением. — Как... странствующий рыцарь!..
— Странствующая рыцарь. Она — рыцарь, она странствует и воюет. Он дома прядёт... то есть пьёт, то есть соску сосёт. Но однажды она возвращается. В голубой кофточке. В ореоле. «С Москвы!» Она в центре внимания, на ней отблеск цивилизации...
— Тепло, тепло!.. — подал голос Белявский.
— И, вернувшись, что она получает как приз? Что она завоевала в итоге странствий? Мучика. Обратили внимание? мучик моложе её на три года. Это статистика: чаще и чаще мужья — младше жён. И не у творческой интеллигенции, а в самом что ни на есть суконно-посконном народе. Как дума-ете, почему?
Потому что мучик быстро приходит в негодность. Он пьёт. Он болеет. Его надо брать, пока ещё что-то шевелится — то есть тёплого из-под мамки. Жечка больше не выходит за-муж, за большого и сильного мужа, — наоборот, она мужа берёт под себя, подбирает: по сути, усыновляет мучика, как ребёнка...
— Горячо! —тыкнул вилкой Белявский, энергично разделывавший эскалоп. — Что-то ещё у тебя, Ань?.. Всё? Фёдор!
Фёдор глянул на Дмитрия Всеволодовича исподлобья.
— Я боюсь, что мы слишком... — заговорил он с некоторой запинкой, — боюсь, что вы смотрите на поверхность, одну поверхность, — в то время как сущность кроется в глубине... Вы, Анна, всё сводите к искажённым тендерным отношениям: это важный аспект, но тоже — лишь периферийный аспект... Вы, Дмитрий, в прошлый раз акцентировали на насилии...
— И я больше скажу!.. Молчу, молчу.
— Другими словами, Россия у вас в первую очередь — многострадальная. Здесь вы правы: церковь тоже молится о России как о «многострадальной». Но также и «бого-хранимой»...
— Какой-какой?
— Богохранимой, — как можно твёрже повторил Фёдор. — Россия — страна богохранимая —
— Как-то посредственно она «хранимая»... — хмыкнул Дмитрий Всеволодович.
— А в чём это проявляется, Федя? — внимательно уточнила Анна.
— В Православии. В вере. В терпении. В простоте. В Божьей искре...
— Федя, вы говорите, «в терпении», — мягко прервала Анна. — Но, по опросам, больше трети российских жителей эмигрируют, если им предоставят такую возможность. Если брать образованных горожан трудоспособного возраста — больше пятидесяти процентов. Вы видите здесь «терпение»?
