Два дня питались мясом Рыжика. Сначала Поплавский не мог его есть, но потом все-таки обгрыз одну кость, натерев солью, благо, у хозяйственного Косенкова щепотка соли всегда имелась в запасе.
Даже в самых ужасных и безнадежных обстоятельствах люди умеют радоваться, если судьба дарит им радость. Жежелю стало лучше. Жар утих, в груди перестало булькать, и дыхание сделалось ровней. Он уснул, спал долго и спокойно. И у всех в пещере от этого поднялось настроение. Поплавский почувствовал такое облегчение, будто в себе переломил тяжкую болезнь. Вечером он стал рассказывать солдатам о театре, о великих актерах, которые умеют потрясать сердца, о мучительном счастье перевоплощения. Он видел на сцене Москвина и Качалова, Щукина и Хмелева и рассказывал о них так, что солдаты слушали, затаив дыхание. И сам он будто вновь переживал то удивительное волнение, ту высокую радость, какие давала ему игра этих изумительных мастеров. Он говорил, а слезы текли по его заросшим щетиной щекам, и никто не видел этих слез, и он сам их не чувствовал, только на запекшихся губах ощущал теплую солоноватую влагу.
На другой день Косенков выдал только по чашке воды. Больше выдавать было нечего. Оставалась еще последняя горсть сухарных крошек, но ефрейтор берег ее для раненого.
Люди вовсе ослабели, двигались медленно, словно нехотя.
— Продовольствие кончилось, — подсев к Поплавскому, начал Косенков.
— Кончилось, — согласился парторг. — Надо что-то предпринимать. Что? Ваше мнение?
— Прорываться, — оказал ефрейтор. — Пока еще на ногах держимся. Прорываться к воде и — на ту сторону.
— Вы как думаете? — обратился Поплавский к братьям Семеновым.
— Надо попробовать, — высказался Вячеслав.
— Обязательно надо, — поддержал Константин. — Авось проскочим.
— М-да, — протянул младший лейтенант. — Ну, а если проскочим, сумеем ли переправить на тот берег старшего сержанта?
— Сумеем, — заверил Косенков. — Одного всегда переправим.
Младший лейтенант подумал, что переправлять надо не только старшего сержанта и об этом следует сейчас сказать, но язык не поворачивался. Может быть, это последняя возможность спастись. Даже наверное — последняя, а он станет возражать только потому, что сам не умеет плавать.
Выручил Жежель. Негромко, но так, что все услышали, он сказал:
— Слаб я еще вплавь идти. Надо повременить.
— Дотащим! — обнадежил Косенков. — Мы же все хорошо плаваем.
— Не все, — отрезал старший сержант.
— А кто же… — начал было Косенков. И не договорил, понял, о ком речь. Самым бодрым тоном, на какой он только был сейчас способен, заключил: — Тогда отставить. Повременим.
