Жежель мучительно, как от физической боли, поморщился и, кажется, первый раз поднял на младшего лейтенанта глаза. Были они нестерпимо синие. «Как у врубелевского Пана», — подумал Поплавский.
— Я комбату не судья, — медленно произнес Жежель, — устав не позволяет мне его обсуждать.
Сказал так, что Поплавскому стало совершенно ясно — не только не судья, но — защитник.
Расстались они холодно. Потом, на партийном собрании, младший лейтенант сильно покритиковал Жежеля. Комбата не имел права критиковать, а старшего сержанта мог, и предстал Жежель перед коммунистами батальона в невыгодном свете. Вскоре после того оказался он в строю — на должности помощника командира взвода. Комбат хотел за него заступиться, но старший сержант сам не пожелал оставаться при штабе батальона.
С тех пор Поплавский виделся со старшим сержантом редко и мельком. Теперь боевая судьба снова притерла их друг к другу вплотную. Жежель ничем не напомнил парторгу о том, что между ними было, но младшему лейтенанту иногда казалось, что поглядывает Жежель на него неприязненно, и ему делалось не по себе. Сейчас ему было жаль старшего сержанта, он ничего, кроме этой жалости и беспокойства за его здоровье, не испытывал. Сейчас многое, казавшееся раньше значительным, выглядело мелко, на многое смотрел Поплавский иными глазами.
5
Два дня языком занимались с интересом. Но потом интерес потух. Голод брал свое. Люди все время думали о еде. Упоминание о пище раздражало и вызывало болезненные спазмы в желудке.
Поплавский ослаб, его все время знобило, в ушах не умолкал легкий звон. Ночью к нему под шинель заполз Рыжик, и они грели друг друга, тесно прижав тело к телу.
Утром Козюркин подошел к младшему лейтенанту и шепотом, словно боялся, что пес его услышит, сказал:
— Кобеля-то надо того… мясо все-таки, товарищ парторг.
Поплавский хотел было резко ответить, но не смог. Помолчал и позвал негромко:
— Косенков.
— Я, — тотчас откликнулся ефрейтор. Он был рядом.
— Вы слышали, что Козюркин предлагает?
— Слышал.
— Ну и как?
— Согласен я с ним, — Косенков вздохнул. — Жалко собаку, а что делать…
— Ладно, — сказал Поплавский. Достал наган из кобуры и, сцепив зубы, выдавил: — Рыжик, пойди сюда.
Пес лежал у его ног. Услышав голос Поплавского, он поднялся и лизнул руку с наганом.
— Я, кажется, не могу, — Поплавский оперся о плечо Косенкова.
— Давайте я, давайте, товарищ парторг, — зашептал Козюркин, скользнул студенистой ладошкой по руке Поплавского и взял наган. Поплавский брезгливо отдернул руку. В ту же секунду раздался выстрел.
