— А-а, парторг, зачем пожаловал? — спросил комбат, скосив красивые, в длинных ресницах глаза.
— Дело есть, товарищ майор, — садясь на ящик, сказал Поплавский.
— Давай, выкладывай.
— Хотелось бы наедине, товарищ майор.
— Что, партийная тайна? — усмехнулся комбат.
— Тайна не тайна, а надо наедине.
— Если так, подожди, — вздохнул майор. — Обедал?
— Нет еще.
— Вася, сооруди-ка парторгу закусить. Печенки ему жареной под луковым соусом. Ох и мастер же наш повар по соусам…
— С предисловием? — спросил ординарец, доставая откуда-то из-под Поплавского тарелку, вилку и котелок с жареной печенкой.
— Валяй с предисловием, — разрешил комбат.
Вася отстегнул от пояса трофейную флягу, обшитую сукном, как фокусник, чуть ли не из рукава достал серебряный стаканчик и налил спирту. Спросил у Поплавского:
— Как употребляете, товарищ младший лейтенант, разбавленный или водичкой запиваете?
Поплавскому вдруг мучительно захотелось выпить. Он не питал пристрастия к алкоголю. В компании не отказывался от рюмки водки или бокала вина, но никогда не жаждал спиртного. А тут ощутил острое желание выпить под эту печенку, от которой раздражающе пахло жареным луком. Он разозлился на себя, проглотил голодную слюну и зло ответил:
— Никак не употребляю.
Вася завинтил флягу и повесил ее на пояс. Комбат молчал. Так они и сидели молча все время, пока солдат с пухлыми ручками брил майора.
Когда он ушел, комбат, приняв от Васи флакон одеколона, плеснул в пригоршню, обдал лицо жгучей жидкостью и, вернув флакон, сказал ординарцу:
— Пойди погуляй.
Ординарец вышел. Майор повернулся к Поплавскому и сурово спросил:
— В чем дело?
— Насчет второй кухни…
Комбат сверлил парторга глазами.
— Сдать ее надо, — твердо выговорил Поплавский, — а то нехорошо получается.
— Что же вы тут увидели нехорошего? — комбат достал портсигар, закурил, зло щелкнул крышкой зажигалки.
— Спирт, — коротко ответил Поплавский. — Котел спирту.
Майор усмехнулся, спросил язвительно:
— Ты к нам из Ташкента приехал?
— А хотя бы из Ташкента, — Поплавский встал. — Откуда я приехал, значения не имеет.
— Имеет, — комбат тоже встал. — На фронте без году неделю, а туда же, мне выговора делать хочешь. Мне! — он подбросил и поймал зажигалку. — Вы там в Ташкенте думаете, что воюют в белых перчатках, парадным строем? О-ши-баетесь. Да, я вожу кухню со спиртом. Ну и что? В таких переплетах бываем, что нельзя не пить. Понимаешь, нельзя! И кто ты в конце концов такой, что мне этой кухней в нос тычешь?
