Батальон почти не выходил из боя, и Поплавскому пришлось знакомиться с личным составом и обстановкой под огнем. Это и затрудняло и в то же время упрощало дело: в некоторые подразделения парторг не мог попасть в течение нескольких дней, зато уж там, куда ему удавалось добраться, он сходился с людьми быстро и прочно. И люди ему и он им под огнем являлись безо всякой шелухи, без церемоний и хитрых извилин.
Новый парторг показал себя неплохо — под обстрелом не трусил, держался просто и естественно, умел вежливо пошутить и над соседом и над собой. Особого доверия и расположения Поплавский на первых порах не завоевал, восторгов не заслужил, однако в боевой коллектив вошел и возражений ни у кого не вызвал. Комбат, на вид суровый, громадного роста майор, как-то при нем спросил у замполита:
— Как наш новый парторг?
Замполит поскреб ногтем подбородок с легкомысленной ямочкой и ответил:
— Ничего, привыкает.
Ответ, видимо, удовлетворил комбата, и он по-приятельски положил на плечо Поплавскому свою тяжелую ладонь.
— Добро, — изрек он, — пусть привыкает.
И улыбнулся, отчего угрюмое лицо майора стало доверчивым и юным.
Прошло несколько дней, и они встретились снова при других обстоятельствах.
Поплавский обнаружил в батальонных тылах вместо одной, положенной по штату, две походные кухни. Спросил у повара:
— Зачем вторая?
Повар ответил уклончиво.
— Так, на всякий случай.
На лоснящейся физиономии повара мерцала блудливая улыбочка. Поплавский насторожился. Ему не хотелось совать нос в кухонные дела, однако приходилось. Младший лейтенант полагал, что парторг должен знать все. Проявив некоторую настойчивость, он раскрыл тайну второй кухни. Оказалось, что таскали ее за батальоном не просто так, ради «всякого случая». Котел второй кухни доверху был налит спиртом. Комбат сам следил за уровнем драгоценной жидкости и пользовался ею довольно часто.
Разговор с майором не сулил Поплавскому приятных минут, но избежать разговора он не видел возможности. Посоветовался с замполитом. Тот о второй кухне знал.
— Говорил я с комбатом, — сказал замполит.
— И что?
— А ничего. Отшучивается. Ничего ты ему не докажешь.
Поплавский все-таки решил поговорить с комбатом. Замполит ему не препятствовал, но и не одобрял — считал пустой затеей.
Когда парторг явился к майору, тот брился. Точнее, его брили. Маленький, с пухлыми ручками солдат, наверное в гражданской жизни парикмахер, священнодействовал над щеками комбата, покрытыми облакоподобной мыльной пеной. Ординарец, долговязый парень с могучими плечами, разогревал на трофейной спиртовке воду.
