- Я не дезертирую, если вы вдруг так решили. У нас нет продовольствия. Я прогуляюсь до посёлка. Заодно посмотрю, как там дела. Попробую узнать, что нового в мире. А главное — постараюсь купить сим-карту для мобильного интернета.
- Это безопасно? — Усомнился Павел.
- Думаю, да, — Людвиг пожал плечами. — Я почти уверен, здесь что-то наподобие дачного посёлка. Половина населения — местные, половина — москвичи. Друг друга толком не знают, да и не хотят знать. Для каждой стороны я буду представителем противоположной. Кроме того, — Людвиг на мгновение умолк, — выбора у нас всё равно нет. Без еды и информации мы долго не протянем. Проще говоря, попрошу вас вывернуть карманы.
- Что? — Не понял Павел.
- Деньги, — пояснил латинист, — Поделитесь со мной наличными, а то я, знаете ли, на мели.
Управдом, недовольно кряхтя, расстался со значительной частью пенсии, и юноша, с виду безмятежный, и даже насвистывая что-то бравурное, скрылся за дверью конюшни. Несмотря на все объяснения, его намерения внушали Павлу опасение. Хотя эта тревога легко перекрывалась тревогой за бывшую жену и дочь. Павел закрыл двери конюшни изнутри на большой металлический крючок и вернулся к Еленке. Та, по примеру Татьянки, похоже, успела задремать. Управдом уселся прямо на сухое сено, между раскладушкой бывшей жены и матрасом дочери, и тоже впал в какое-то оцепенение. Глаза по-прежнему щипало чем-то солёным, и он прикрыл их. Лошади переступали копытами, иногда взфыркивали, как будто грустили. Откуда-то с улицы, должно быть, из посёлка, донёсся петушиный крик. Наверное, так чувствовали себя солдаты давнишних войн, когда фронт замирал где-то между заливными лугами и брусничником, и можно было представить себе, что впереди — вся жизнь, щедрая на сочные ягоды, поцелуи девчонок и дикий мёд. Откуда-то из закромов памяти высверкнуло тоненькой змейкой, выплыло сливочным облаком:
Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
- Не верь ему! — Слова резанули по живому, вырвали из малинового морока. Павел в испуге уставился на говорящую голову.
- Лена, ты что? Ты про что? Про кого?
Казалось, Еленка снова уплывала в какой-то бредовый туман и, из этой западни, лихорадочно блестя глазами, пыталась докричаться до Павла.
