Они рисуют перед ее внутренним взором, какой Катерина могла быть, если бы не…
Если бы не что? Не беременность? Не ранний брак? Не жизнь, целиком отданная даже не семье, а всего лишь быту семьи?
Катя ведет рукой по седому виску — долго ведет, будто никак не может поверить: эта седина — ее. Отражения тоже водят руками по вискам: у одних буйные рыжие кудри, которыми Катерина и в юности похвастать не могла; у других — стильная короткая стрижка, седина проступает в рыжем ежике, словно кристаллы соли; у третьих на виске — сожженная кожа в выбеленных морем шрамах и бандана охватывает лоб, точно черная ладонь. Какими бы они ни были, Катины двойники, ни один не похож на Катерину в главном. Что такое это главное, Катя и сама с трудом понимает. Но знает четко: именно его она в себе и презирает. Называй его мягкостью или покорностью, женственностью или бабством, нежностью или слюнтяйством, но Катерина презирает это, презирает и винит во всех лишениях своих.
И когда все, чего ей не довелось испытать, изведать, испить, силы зла и добра принесли Кате на светящихся от могущества ладонях — именно оно, подлое, заставило испугаться, шарахнуться в сторону и понести без памяти, не разбирая дороги. Вот и прибежала. Обратно, на кухню сатаны, к котлам и сковородкам. И останется здесь навсегда, завороженная бесконечным танцем обреченных душ. Чтобы вечно прислуживать всем поднявшимся выше кухни.
Катерине срочно нужны союзники. Могучие союзники, не чета ей, размазне. И чтобы не играли Катей в свои игры, не плавили в своих формах, не кромсали по своим лекалам. Как таких обрести? Только заставив. Силой или хитростью.
Катя пытается поймать прощальный взгляд дочери, но видит лишь спину Мурмур, непохожую на спину девчонки с Тортуги. Здесь фигура у Ребекки, как у легкоатлета: широкие плечи, круглясь дельтовидными мышцами, перетекают в бицепсы, узкие бедра не подчеркивают талию, легкая сутулость — не от сидения за столом, а от привычки зверя прятаться в тенях, пригибаясь перед прыжком. Это не служанка Кэт и не дочка брухо. Это отродье дьявола, древнее и безжалостное. И сейчас оно уносит Денницу-младшую из тронного зала преисподней, служащего — вот казус-то! — еще и кухней. Дэнни пытается выглянуть из-за плеча Мурмур, но демон лишь слегка опускает локоть — и лицо Катиной дочери исчезает за плечом.
Только тогда Катерина осознает, что давно уже баюкает в руках неведомо для чего подобранный шар-тама, оставленный Ребеккой, будто не сокровище это, а бросовая, никчемная вещь.
