— Твое здоровье! — Эби поднимает низкий стакан, в край наполненный крепчайшей кайрипиньей[51] и улыбается отцу, довольная, почти счастливая.
Сегодня она выиграла.
Не сыграв честно ни единой партии.
Весь прошлый год Велиар учил дочь тонкому искусству лгать телом: чтобы ни единая жилка не шелохнулась без ведома сознания, выдав волнение или смущение. Но коли понадобится изобразить страсть, чтобы тело сумело убедить самую недоверчивую, самую взыскательную публику. И не только на глаз, а и на слух, на вкус, на ощупь. Абигаэль может применить полученные знания где угодно — от законного брака до лжесвидетельства на суде. Однако Эби выбирает азартные игры.
И вот отец с дочерью колесят по континенту, потроша все новые и новые жертвы. Абигаэль больше не волнует, что станется с проигравшими. За отцом и дочерью тянется кровавый след убийств и самоубийств, но кто заподозрит респектабельных мистера и мисс Сесил в том, что они — пара авантюристов? А даже если заподозрит — бегство развлечет обоих. И помешает осесть на одном месте, найти Билли — жену, Эби — мужа, жить в обустроенных домах, наносить друг другу визиты, каждую неделю играть в бридж, никакого покера, боже упаси, вы знаете, ЧТО происходит в тех игорных домах, в комнатах на втором этаже?
Велиар знает. Он был в такой комнате. Был и видел, как его дочь стоит у окна, раскрыв пальцами новомодное английское устройство — жалюзи, и смотрит на улицу, освещенную пламенем фонарей, а золотой дрожащий отсвет играет на ее лице. Эби ждала. Так же, как он и сам ждал когда-то. Агриэль помнит: после игры чертовски хочется… просто хочется. Быстро, грубо, равнодушно. Оставляя красные следы на чьей-то коже, чтоб завтра проступили синяками. Подцепляя ногтем и оттягивая до боли угол чьего-то рта. Впиваясь зубами в чей-то мокрый от пота загривок. Накручивая на руку чьи-то волосы, дергая их рывком, чтобы ощутить беззащитность, покорность того, кто под тобой.
И лучше этому кому-то быть профессионалом. Шлюхи умеют не больше, чем развращенные светские львы, но им и платят не за умение. Им платят за пережитую боль, за раны, за страх. Им платят за молчание.
О вкусах демона разврата и его дочки молчали за большие деньги, молчали, серея лицом, от одного края Вест-Индии до другого. И все равно им пришлось уехать.
Сегодня, выиграв, Абигаэль захотела праздника — для себя одной. И вот она стоит у окна, ждет, когда привезут живую игрушку, и ее тонкие пальцы едва заметно дрожат от нетерпения.
