Боги-из-нутра честнее, жаднее и первого шага им достаточно. Они примут жертву, мальчик, только головой кивни. И не понадобится ждать, пока у души твоей истечет срок годности. Потому что неправильное хранение и неаккуратное обращение отражаются на всем, включая души и прочие нематериальные объекты.
Наверное, Димке надоело ждать, тошно стало и холодно, вот он и впустил в себя воплощение холода и страха — далекую, и в летние ночи леденящую сердце луну. А луна — она всегда немного женщина, даже когда бог ее — мужчина. Женщины знают чуть больше, чем считают нужным сказать. Или делают вид, что знают. Поэтому сейчас Диммило с видом «знаю кое-что, но тебе не скажу» обходит храм Луны. Свой храм? Зашибись.
— Зашибись, чувак, — роняет Дамело. — У тебя теперь есть храм.
— У меня? — поднимает бровь Димми. — Ладно. Пусть так.
Боится, понял кечуа. Пиздец, до чего страшно ему, рожденному человеком, ощущать неживое и вечное — по людским меркам вечное — как часть себя. Холодом палит изнутри сущность бога, настроенная на потребление и растрату, на пагубу и разрушение, уверенная: человек — дюжинная безделушка, полезная или никчемная, такая же легко заменимая, как любая вещь — вазочка, пепельница, барсетка.
Индейцу тоже страшно. Страшно утратить друга, получив взамен божью пепельницу, нечистую и использованную изнутри. Дамело так же не питает иллюзий в отношении золотого бога, лунного бога, бога нижнего мира и всех богов вообще: бережности в них ни на грош. Попользуются всласть и бросят в кучу хлама, осчастливленного ими ранее — лежи, вспоминай, как было здорово, когда ты еще был в фаворе.
По спине, по плечу пробежались осторожные коготки: Амару. Как всегда, подкрался тихой сапой и устроился на шее, точно кот.
— Ой! Это кто? — изумляется Диммило, пялясь на бессменного спутника Дамело, покровителя рода.
Приехали. Теперь еще и Димка прозрел.
— Дракон Пихто! — выпаливает сын Радуги. — Уж ты-то должен меня узнать, мой лунный друг.
— Я… узнаю… — смешался Диммило. — Посредник? Ты водил ко мне шаманов.
— Кого я только к тебе не водил, — ворчливо заявляет Амару. — Шаманов, пророков и просто сумасшедших. В полнолуние, когда твоя рожа округлялась на небесах, они к тебе толпами таскались.
— Да, это было забавно, — смеется Димми и осторожно, кончиками пальцев касается драконьих рогов. — Только мне ты являлся смерчем от земли до неба. А здесь такой… компактный!
Сын Радуги обиженно сопит: мелочью назвали! Уязвили в самое драконье эго! Впрочем, быстро отходит и принимается едва слышно урчать под рукой Мецтли. Или Диммило? Индеец предпочитает не задумываться, кто перед ним.
