Повисло молчание. Мисборн положил руку Линвуду на плечо:
— Сынок. — Кивнув, он встал из-за стола. — Я приду завтра утром, и послезавтра тоже, и буду приходить до самого суда.
Подойдя к запертой двери, он постучал, чтобы его выпустили.
— Благодарю вас, — прошептал Линвуд.
Остальные слова так и остались невысказанными.
На следующее утро Венеция и Элис сидели друг напротив друга за завтраком. На Элис была красивая розовая ночная сорочка, поверх которой накинут халат, на Венеции — простое платье серого цвета, которое она получила от модистки. Волосы были собраны в узел на затылке, лицо лишено всякой косметики. Дворецкий поставил на стол перед ней большой серебряный поднос с корреспонденцией.
— Почему бы тебе не отложить эти письма подальше? Прочтешь, когда будешь чувствовать себя лучше, — с тревогой произнесла Элис.
Венеция лишь покачала головой:
— Нужно разобраться с ними прямо сейчас. Я в порядке, правда.
— Ты мне такой не кажешься. Похоже, не спала уже много ночей подряд.
Грустно улыбнувшись, Венеция посмотрела на кофейную чашку.
— Я не могу перестать думать о нем.
— Неудивительно, после всего, через что тебе довелось пройти. Но ты поступила правильно, даже, не сомневайся в этом.
— Вот как? — Она посмотрела на подругу. — Он не выгораживает себя, а это значит, смертного приговора не миновать. — Она поморщилась. — Его повесят. Почему он так себя ведет? Это же глупо.
Элис лишь пожала плечами:
— Возможно, в нем пробудилась совесть, и он решил понести заслуженное наказание, но никак не может заставить себя сделать признание.
— Не могу избавиться от ощущения, что я что-то упустила, неправильно поняла ситуацию. Это гложет меня день и ночь. — Она посмотрела на свои руки. — А еще чувство вины.
— Тебе не в чем себя винить.
— Разве? — Венеция воззрилась на подругу. — Все лондонские газеты трубят о моем участии в этом деле, и ничего тут не изменить. Именно я пошла в полицию и рассказала то, в чем признался мне Линвуд. И остальное тоже.
— Он же пытался убить тебя! У тебя не было иного выбора, кроме как обратиться в полицию.
Покачав головой, она снова подумала о взгляде, которым Линвуд смотрел на нее после того, как спас из пламени. То был не взгляд убийцы. В его глазах отражалось то же, что лежало у нее на сердце: боль, недоверие, любовь:
— Элис, а что, если он невиновен? — озвучила она вопрос, мучивший ее долгими бессонными ночами.
Воцарилось напряженное молчание.
— Как тебе такое в голову могло прийти? Он виновен, и точка. Каждый день против него находят новые улики. Невиновный человек станет отрицать, что совершил преступление, Венеция. Положа руку на сердце, он во всеуслышание заявил бы, что не убивал Ротерхема. Но Линвуд этого не делает.
