В тишине полуденного нью-йоркского бара, освободившись от воспоминаний о подлодках, но готовый стать жертвой других опасностей, Деймон заказал еще порцию спиртного.
— На этот раз дайте двойной, — попросил он бармена.
Хотя он ничего не ел с самого утра и пил на пустой желудок, виски не оказало на него воздействия. Он был сумрачен и печален, вспоминая то, что бесследно прошло, их буйные годы и все то плохое, что связано с Фитцджеральдом.
Деймон чувствовал, что произошло нечто плохое, когда после работы вернулся в их общую квартиру. Стоял холодный зимний вечер. Идя пешком от конторы мистера Грея, он промерз до костей и торопился к выпивке и к теплу огня, который, как он надеялся, Фитцджеральд уже разжег.
Но огонь в камине не горел, у Фитцджеральда были красные глаза, он сидел в халате, значит, весь день не вылезал из дома. Он рассеянно начал ходить взад и вперед по гостиной со стаканом в руке, и Деймон тут же понял, что он пил весь день, чего никогда не делал, если у него вечером был спектакль.
Фитцджеральд удивился, увидев входящего Деймона.
— О, — сказал он, поднимая стакан, — ты поймал меня за руку. Непростительно для актера.
— Что случилось, Морис?
— Случилось то, — сказал Фитцджеральд, — что я дерьмо, если это в наши дни и в нашем возрасте может считаться преступным. Присоединяйся ко мне. Нам обоим сегодня вечером надо выпить.
— Занавес поднимается меньше чем через три часа, Морис.
— Мне и во сне больше не приснится эта бродвейская помойка, — презрительно сказал Морис. — Пусть занавес поднимается без меня, и пусть зал ломает себе голову над тем, что случилось.
— Кончай, Морис. В чем дело?
— Ладно, нянечка. — Фитцджеральд подошел к столу, на котором они держали бутылки, стаканы и запас льда. — Дай я тебе налью. Подружки все упорхнули. И кстати, вовремя.
Руки его дрожали, когда он наливал стакан Деймону и наполнял свой. Краешек бутылки звякал об ободок стакана. Разлив виски, он подошел к Деймону.
— Вот так, дорогой мой друг, садись. Разговор будет долгий.
— О’кей, Морис, — сказал Деймон, — в чем дело?
— В Антуанетте, — сказал Фитцджеральд. — Или, если быть совершенно точным, в Антуанетте и в твоем покорном слуге. Морис Фитцджеральд, он же Выродок из Джеральдов.
— Можешь не расшифровывать, — тихо сказал Деймон, с трудом подавляя в себе желание придушить человека, бок о бок с которым он провел всю войну и вместе с которым отпраздновал не одну сотню бурных ночей.
— Ты не догадываешься? — Деймон видел, что Фитцджеральд старается изобразить раскаяние, но мешало количество выпитого, и выражение его лица комика было скорее плотоядным.
