Были еще друзья, которые иногда звонили и что-нибудь предлагали… Предлагали запись на телевидении, шашлыки на природе, веселых девочек, финскую сауну, ночные гонки на авто, чайные церемонии, походы в горы, прыжки с самолета в эластичных флаер-костюмах, просто пьяные и радушные компании. Предлагали все. Он разговаривал с ними, а про себя слышал, как они тщательно прятали от него свое заветное «жизнь дурна», и уличал их во лжи… Всех. Почти всех. Но принимал предложения. И, возвращаясь со всех приключений дня или ночи, думал, как и каким образом снова будет себя выключать. Однажды он задумался о том, почему никогда не планировал события дальше одного дня в будущее. Никогда не радовался и не предвкушал ничего из желанного.
«Что же ты за человек такой, Северин?» — вопрос звучал и звучал в это утро, как набат, как тугой выхлоп из фугасной установки, как назойливое чтение молитв в христианских храмах, вопрос звучал, но ответ не приходил… Все не приходил.
Ну вот, кажется, началось… Звонок мобильного с рингтоном «Реквием Моцарта», высветилось имя: «Глеб Курвиц»… Глеб, пошел бы ты к дьяволу! Хотя, нет, пожалуй, стоит послушать этого окололитературного прыща, пусть поговорит, покичится своей книгой, место которой, впрочем, в приемниках городского коллектора. Нет, не поговоришь. Передумал. Убью тебя как класс. Прямо сейчас…
— На проводе, — ответил Северин Олегович, сметая крошки хлеба с компьютерного столика. — Только ты, Глеб, наверно, вообразил, будто мы все такие отстойные… Старичье, мол, и все такое… Я помню твои приколы. Ты думаешь, ты оторвался от серых будней тесного душегубского социума?.. Ты думаешь, он тебя поблагодарит за неслыханный эпатаж? Ты, Глеб, еще маленький, понял? И не вздумай мне болтать о своем опыте. Нет его у тебя, нет! Ладно, как говорится, не будем о личностях… Теперь попробуй, выболтайся, моя жилетка еще сухая. Но долго я тебе этого кайфа не обещаю… Не хочешь говорить? Ты разочарован? Ах, прости, прости… Я старьевщик вольного нетрадиционного духа протеста против всего выдуманного… Пошел ты на, Глеб! И стихи свои выброси на помойку!
Так, пожалуй, с этим покончено. Одним понтовитым кривлякой станет меньше, хотя бы на глазах. Вряд ли теперь Глеб Курвиц, этот недоделанный эмо-переросток, сунется в одну кассету к нему, Северину Гольцову, поэту драматическою фарса и настоящему патриоту. Да, черт возьми, настоящему патриоту. Но объяснять свой патриотизм он никому не станет. Кто поймет, тот поймет. А для остальных сообщаем: пошли вы все на!
