Конечно, он слышал. Но ничего не ответил. И было ясно даже ежу — вернется. Вот только сбегает за помощью и обязательно вернется, маленький упрямец. Черт бы побрал этот мальчишеский героизм! Подвиги им подавай! Хорошо хоть, что к его возвращение все уже закончится.
Я повернулась спиной к сулившему покой и безопасность лесу и шагнула. Мама дорогая, что я делаю?
«Что ты делаешь, Ника? — где-то внутри спросил голос, очень похожий на мамин. — Это совершенно не твое дело». Шаг. «Твое дело — охрана подопечного, — вторил голос Гарика Аветисяна, председателя нашей ассоциации. — Ты же телохранитель, а не спасающий всех Бэтмен!». Еще шаг. «Озверевшая толпа — это страшно, — пропыхтела трубкой моя прабабушка-цыганка, которую я никогда не видела, — Я помню». Маленький шажок. «Их ненависть можно понять. Классовую вражду еще никто не отменял», — внес свою лепту голос прадеда — одного из Красных латышских стрелков сделавших нам революцию. Полшага. «Тебе не справиться одной, — хрипловатый голос Виталия Немова прозвучал как наяву. — Я был твоим первым учителем. Я знаю». «Если с тобой что-нибудь случится, я от этой деревни камня на камне не оставлю!» — отозвался эхом Павел Челноков. — «Остановись, Ника. Иначе я никогда себе не прощу…» И я остановилась.
Я неподвижно застыла за музеем, вдыхая дурманящий запах бензина, вслушиваясь в матюги пьяных мужиков, и не знала что делать. Мои голоса бубнили на все лады, но, когда из дальней избы до меня не донесся пронзительный девичий визг, разом замолчали. А потом… Потом хором крикнули «Бей!».
И я ударила. Короткие секунды, ушедшие на то, чтобы очутиться возле избы, вместили в себя очень много. И доведенную до автоматизма «разгонку», и сочинение собственного некролога. Я уже выворачивала из-за угла, когда визг вжавшейся в деревянный сруб Нади, конопатой тринадцатилетней девчонки с накрученными на бигуди волосами, повторился. На нее медленно и потому еще более жутко надвигался тот самый бугай, которого не смог свалить Николай Чинаров, несмотря на всю свою десантную подготовку. А вокруг замыкали полукольцо дико гогочущие мужики, подзадоривая своего предводителя.
Дрожащая от напряжения пружина, до отказа сжавшаяся во мне, на миг замерла, чтобы тут же распрямиться, сметая на своем пути любые препятствия. Двое или трое мужиков разлетелись в разные стороны, а их вожак так и не успел сообразить, почему рука его вдруг сочно треснула, выставляя напоказ обломки кости. Рев бугая услышали, наверное, даже в Ухабове, и мне, с детства не выносившей громких звуков, пришлось успокоить его ударом в висок.
