- Николай Яковлевич, хорошие новости на этом у вас окончились?
Волосников закурил Беломор, я достал папиросу Пушка и мы снова присели на завалинку.
- Не знаю, как лучше сказать. Наша работа здесь подходит к концу. Я привез из Москвы пакет лично для вас. Это ваше новое задание. О чем оно, не знаю, но догадываюсь. Вам пришло время приступить к его выполнению.
- Значит пора в лагерь? - спросил я.
- Угу! - выдохнул он. - Все МВД Читы ищет убийцу офицера ВВешника. Это не шутка.
- Я знаю.
- Мы воспользуемся этим обстоятельством для вашего ареста. Только арестует вас МГБ, а не МВД. Нам нужно еще многое обсудить в условиях полной секретности.
- Когда меня будут брать?
- Завтра или послезавтра. Я сам приеду. Зачем нам нужен лишний шум?
- Послезавтра, - потребовал я. - Не успею закончить все свои дела здесь.
- Как скажите, товарищ полковник! - ответил Волосников, выделяя голосом мое новое звание.
Он замолчал. Волосников прекрасно понимал, что моя командировка будет длительной и тяжелой. Молчал и я, чувствуя, что моей слишком короткой семейной жизни приходит конец.
- Пожалуй, я пойду, - Волосникову было неловко, это чувствовалось. - Вечером приеду.
- Подождите, Николай Яковлевич, у меня к вам будет маленькая просьба. - Я встал и вернулся в дом. Клавдия хлопотала на кухне. Я, не говоря ей ни слова, прошел мимо нее в комнату, вытащил из ящика ее паспорт и вернулся к Волосникову.
- Вот! - протянул я ему паспорт Клавдии. - Возьмите. Мое удостоверение у вас. Оформите наш брак с Клавдией до вечера. Только желательно сегодня.
Во взгляде Волосникова появился незаданный вопрос.
- Останусь жив, - объяснил я. - К ней вернусь. А пока я в командировке, пусть Клава мое полковничье жалование получает. Две с половиной тысячи в месяц, да с северными надбавками... Если не вернусь - ей хоть пенсию мою платить будут...
Будучи финансистом, я знал, что рубль в СССР в это время был равен около четырех долларов САСШ. Это было время, когда Америка была много слабее нашей страны в финансовом плане и ее народ жил беднее.
Волосников долго смотрел на меня, вздохнул. Видно что-то шевельнулось в его душе.
- Правильно! - произнес он. И положив паспорт Клавдии себе в карман пиджака, вышел со двора.
Я вернулся в дом один. Клавдия, увидев меня в одиночестве, переменилась в лице:
- Что с тобой, Наум? А твой друг, где же?
Как это женщины умеют все так тонко чувствовать?
- Вечером придет. Садись за стол, Клава, есть событие, за которое сто грамм фронтовых принять надо.
