— Ну и повезло же. — Хосе сглотнул слюну, осторожно огляделся по сторонам. — Надо же, клюв-то прямо нож, а голову как держит. Удар железный, и на ногу легок. Точь-в-точь петух генерала Портанюэло, он всегда побеждал, удар у него был просто на диво, смертельный. С первой же схватки идет в наступление, как даст шпорой прямо в глотку. И готово, противник лежит на земле и только попискивает. — Он подошел ближе. Петух выпрямился, глянул тревожно. Быстро, резко вертел красной головой. Хосе тихонько нагнулся. Защелкал языком, издавая монотонные звуки, а сам между тем протягивал руку. Посадил петуха на ладонь, петух заквохтал испуганно. Хосе выпрямился, стал разглядывать петуха. Металлическим блеском отливали перья под солнцем. Толстым пальцем, грязным, в трещинах трогал Хосе шпоры, клюв.
— Вот как надо брать петушка. Ох и славный же мастер по бойцовым петухам мог бы из меня выйти!
Мутные глаза Хосе смеялись под черной шляпой, красный нос блестел.
— Ты, Хосе Габино, хочешь съесть этого петуха, вот что. Пойти на берег реки да и ощипать его. Насадить на палку, зажарить на костре из щепок. Будет у тебя, Хосе Габино, пир на славу, рожа твоя заранее сияет от удовольствия. А после разляжешься на песочке у камышей да вздремнешь. Вот ты чего хочешь, Хосе Габино.
Он с улыбкой глядел на петуха, сидевшего на ладони, петух сверкал всеми красками под солнечными лучами. Хосе облизал пересохшие губы, потер подбородок, покрытый редкой щетиной. Сплюнул. Снова опасливо огляделся. Никого. Все тихо вокруг.
Заботливо завернул петуха в свои тряпки. Взял узел в левую руку. Бесшумно вылез через пролом в изгороди. Медленно прошел мимо галереи. Палку крепко сжимал в руке. Собака по-прежнему лежала возле столба. Увидев его, опять заворчала, но с места не тронулась. Хосе Габино выскочил на дорогу. По дороге шли двое.
— Вот проклятье! Они меня видят. А вдруг они из этого дома? Не везет тебе, Хосе Габино, не дадут спокойно курятинки отведать.
Он с тоскою глянул на заросли тростника. Тяжелый узел оттягивал руку.
— Добрый день.
Крестьяне. Тростниковые шляпы, холщовые полосатые блузы; один в альпаргатах, другой босиком.
Ни тот, ни другой не назвали Хосе по имени. Вот счастье! Он незаметно вглядывался в лица, медные, безбородые, плоские. Незнакомые.
«Ну чудеса, не знают они меня. Не здешние, видно».
— Добрый день, — ответил наконец неохотно.
У одного из крестьян в руке большой мешок, в таких мешках носят бойцовых петухов. Хосе Габино сразу это заметил.
