— Скучно тебе будет, Настасьюшка, в чужих краях.
— Что вы, Александр Николаич! Какая тут скука! В заботах, да в хлопотах времечко пролетит незаметно. Бог милостив, глядишь, и дойдут до него молитвы, пораньше освободят вас.
— Молишься за меня? — спросил Радищев.
— Молюсь, — призналась Настасья.
— А нужно ли за меня молиться?..
Настасья пристально посмотрела на Радищева, словно желая убедиться, шутит он или говорит серьёзно.
— Как же не молиться-то, — сказала она опять, — Сибирь гробом жизни почитают…
— Подумай, что язык-то говорит, — прервал её Степан.
— Что на уме, то и на языке, — прямо молвила Настасья.
— И в Сибири хорошие люди живут…
— Верно, Александр Николаич! Верно! — поддакнул Степан. — Сбрехнула баба, не подумавши…
— И вольный человек живёт здесь в своё удовольствие. Природа дикая, но прекрасная.
Они смолкли.
— Давайте, погорячее налью. — Настасья протянула руку за чашкой Радищева и опять заговорила о своём.
— Любила я богослужение в Аблязове, особенно, когда на хорах поют… Ещё девчонкой забегала я с крытого хода в церковь, когда там никого не было, садилась в раззолоченную ложу вашего батюшки Николая Афанасьевича и матушки Фёклы Степановны, закрывала глаза, и чудилось мне — улетала я далеко, далеко. Хорошо так на душе было, беззаботно…
Настасья вздохнула. Александру Николаевичу тоже вспомнилось детство, дядька Сума, нянюшка Прасковья Клементьевна. Она водила их, детей, в старую церковь, построенную ещё прадедом Аблязовым, тем же крытым ходом, через галерею, всегда темноватую, холодную, пахнущую сыростью, что соединяла дом с церковью. Он отдал бы сейчас многое, чтобы снова повторилась невозвратная пора его безмятежного детства.
— Растревожила ты меня, Настасьюшка, — сказал Александр Николаевич.
— Я и сама-то сердечко растравила, — ответила она.
Радищев встал и снова подошёл к окну. Луна была уже в зените. Зеленоватыми искрами переливался лёд на Иртыше. Широким простором и покоем веяло от этого зимнего ночного пейзажа. Александр Николаевич долго стоял у окна и не слышал, как Настасья убрала со стола посуду, накрыла постель.
Когда он оглянулся, Настасьи и Степана в комнате не было. Радищев прилёг на кровать и вскоре заснул спокойным и крепким сном.
2
Утром Радищев явился в присутствие. Был ещё ранний час, а в губернском правлении чиновники сидели за столами и скрипели гусиными перьями. Он подивился их усердию. Радищев не знал, что губернатор Алябьев любил строжайшую дисциплину, следовал сам золотому правилу: «Подчинённые зрят на начальника» и являлся в присутствие первым.
