Исключения составляют те случаи, когда слушая депутатов, я плачу.
А расхохотался я потому, что, почему-то сказав: «Мы должны быть нормальными», — получил гордый депутатский ответ.
Депутат дал ответ гордо, потому что не понимал, что его ответ граничит с идиотизмом.
Причем занимает на границе место не до, а за пунктирной чертой:
— Мы не нормальные.
Мы — русские…
…Мое молчание Элия Вита, кажется, вновь поняла неверно и тихо проговорила:
— Хотя бы извинились за оккупацию.
Трудно, что ли, вашему президенту сказать: «Простите». — И это показалось мне атакой с другой позиции.
И мне вновь пришлось держать оборону за всю страну:
— Элия, если позволишь, я сделаю небольшое отступление.
Ватикан извинился перед христианами за инквизицию.
— Да. Но при чем здесь это? — перебила она меня на мгновение, но я не поддался ее перебивке:
— При том, что сегодняшний папский престол — прямой наследник папства в истории.
— Ну и что? — Элия явно не понимала направления моей мысли.
— А то, что нынешняя Россия — не продолжение Советского Союза.
И мы, и вы — совсем иные, новые страны.
Те времена, когда совершались эти преступления, — это не наша нынешняя вина.
Хотя — это по-прежнему наша нынешняя беда.
Общая, кстати сказать.
И если у вас был чужой тюремщик — сталинизм, то для нас он был своим собственным тюремщиком.
И как я не могу нести ответственности за преступления эпохи моих дедов, так и наш президент не может отвечать за сталинские преступления.
А сожаление о том, что это было в нашей совместной, не социальной, а человеческой истории, было высказано не раз.
И наверняка будет высказано еще.
Но подумай сама — разве я виноват перед тобой в том, что в жизни наших дедов и прадедов был сталинизм?
— Петр, ты еще скажи, что вы и Ленина не любите?
— Ленин для меня это просто кровавый шут от марксизма.
— А Маркс?
— Маркс, — улыбнулся я, — троечник от экономики.
— Что это ты так о Марксе?
— Я так о Марксе потому, что он не понял и сделал главную ошибку.
— И — какую? — Элия задала свой вопрос так, что я понял — это действительно ей интересно.
— Маркс решил, что пролетариат — это двигатель прогресса.
А время показало — что тормоз…
— …Тирания… Авторитаризм…
Да вы же сами на всех углах кричите о том, что Россия традиционно монархическая страна, — Элия говорила не митингово, а констатаци-онно; и мне вновь пришлось вступаться за своих современников.
Это было не просто, потому что об этом действительно говорили много.
Хотя мне было понятно, что говорить о традиционности монархии в России могут только — или очень глупые люди, или люди, специально нанятые для того, чтобы они рассказывали о том, что в России можно хорошо жить и при однодержавии.
