— Ты что, тоже читаешь ее?
— Я ее даже в сортире не использую.
— Почему? — Ничего более глупого дурак спросить не мог. И мне не оставалось ничего, как дать ему умный ответ:
— Потому что не хочу пачкать этой газетой дерьмо из своей задницы…
— …То есть ты, Петр, не считаешь, что другие народы хуже вашего?
— Элия, тот, кто думает, что другие народы хуже его народа, в своем народе — не лучший…
— …А какая отличительная черта у вас, россиян? — спросила она, и я отметил, что молодая женщина все время говорила спокойно, не давая моим мыслям разбушеваться.
Позволяя мне отвечать ей так же — спокойно:
— За свою историю мы впитали в себя так много от других народов, что, пожалуй, нашей отличительной чертой является отсутствие всяких отличительных черт.
— Но у нас и у вас разный менталитет, — проговорила Элия тоном, явно выдававшим то, что в своих словах она не уверена; и я укрепил эту неуверенность своими словами:
— В СССР ничем не владеющий народ всегда проигрывал владеющей властью власти.
Мы, бывшие жители Советского Союза, так долго были вырваны из традиционного, естественного развития, что у нашего менталитета есть особенность.
И эта особенность заключается в том, что никакого менталитета у нас нет.
— Почему?
— Потому что несвобода не создает опыта, значит, ничему не учит.
— Но вы же говорите о нас, прибалтийцах, плохо, — Элия произнесла эти слова тихо, и я так же тихо ответил ей:
— Проще всего говорить плохо о своем народе, говоря плохо о чужом.
Поэтому я ни о каких народах не говорю плохо.
— Но ведь вы, русские, не любите нас, прибалтов.
— Не знаю, Элия, — сказал я, а потом прибавил:
— Но ты должна знать, что любят за любовь, а не за ненависть.
— Но у нас-то, прибалтийцев, есть повод вас не любить.
— Может быть, Элия, такой повод у вас есть.
Правда, я о нем не слышал.
— Вы нас оккупировали.
Прибалтийские республики вам еще счет за это предъявят, — Элия Вита говорила так тихо, что я не мог понять — говорит она серьезно или шутит.
И в ответ улыбнулся:
— А мы вам предъявим счет за латышских стрелков, — я произнес это сочетание слов, даже не помня — пишется оно в кавычках или без.
— А что — латышские стрелки?
— Они дважды спасли ленинское правительство, когда его попытались скинуть: шестого июля в восемнадцатом и после подписания Брестского мира, когда ленинское правительство бежало из Петербурга в Москву.
При этом латышскими стрелками в народе называли не только латышей, но всех прибалтийских головорезов, составлявших ленинскую охрану.
