Колесничий Мирон, чье имя в свою очередь означало «Благоуханный», вполне соответствуя, лихо натянул поводья, ударил в гонг клаксона, и пара чудо-жеребцов, силою превосходящих целый табун, заржала в унисон: «Открывай, ланиста Гай Валерий Мазурик!» Отворились ворота. Въехала колесница в мощеный двор. Ударило отовсюду: в уши — лязг учебы бранной да звон диспутов, в глаза — солнечные зайчики от начищенной меди, бронзы и статей УК. Все мелькает, сверкает, вчиняет иски... Тренировочный бой, значит. Младший ланиста в тунике с галстуком, с указкой-пилумом под мышкой, навстречу спешит: «Аве, Галина Борисовна! Дура леке, сэд леке!» Это он не обзывается. Это он про закон. На чеканной латыни. Мол, закон — дура, конечно, круглая-набитая, а куда денешься? Поприветствовать успел, зато помочь с колесницы сойти — тут Мирон-возница раньше втерся. Молчалив и суров, как центурион в запое, вальяжен, как «новый этруск» в термах Каракаллы, неподкупностью Мирон был подобен статуе на фронтоне, разве что темных очков не носил. Кто еще мог похвастать таким колесничим, кроме Галины-Тишай-шей? Один божественный император Август Февралий, завзятый лошадник, ежевыборно вводивший в Сенат коня за конем...
Во дворе тем временем будущие юристы-гладиаторы оттачивали мастерство. Отстаивая позиции клиента, закованный в броню римского права юноша-андабат умело прикрывался от наседающего секутора, и грозный клинок обвинения раз за разом скрежетал о щит указов и подзаконных актов. Поодаль ловкий ретиарий, воспользовавшись оплошностью истца, вязал обоерукого димахера сетью косвенных доказательств, занося трезубец для решающего вердикта. У стены красавец мирмиллон, размахивая аудит-гладисом, внезапно заметил прореху в отчетно-бухгалтерском доспехе соперника-гопломаха — и вот уже широкое, слегка изогнутое на конце лезвие штрафа входит в обнаруженную брешь. Вооруженный боевой киркой бестиарий успешно противостоял троице ливийских братков-шакалов с их гнилыми наездами, а за спиной бестиария приплясывал в нетерпении конфектор, ожидая, когда наступит его черед: добивать раненое зверье.
Рабы, которых готовят биться на потеху публике и Империи?
Жертвы арен судебных Колизеев?
Нет, не только. Иначе Тишайшая никогда не отдала бы сына ланисте Мазурику. Ее мальчик — свободный гражданин из уважаемого патрицианского рода! Да и учеба здесь стоит кучу сестерций. «Хотя, в сущности, все мы рабы. Рабы престижа, моды, амбиций, обстоятельств, соцзаказа... Становимся ли свободными, осознав это? Или все-таки кто-то сперва должен дать рабам вольную?»
