Это свидетельство Вяземского еще раз подтверждает, что именно волновало Пушкина.
«Слишком приметна была она, – писал упоминавшийся уже пушкинист А. Ф. Онегин, – и как жена гениального поэта, и как одна из красивейших русских женщин. Малейшую оплошность, неверный шаг ее немедленно замечали, и восхищение сменялось завистливым осуждением, суровым и несправедливым». Несправедливым…
Пушкин говорил о себе: «Я мнителен, как мой отец». Вот эта мнительность и питала воображение поэта, вызывала порою несдержанность в письмах, заставляла опасаться, что в его отсутствие жена вдруг почему-то изменит свое привычное поведение. Но вспомним, что еще Еропкина говорила о юной Наташе, что она обладала удивительным тактом, умением держать себя, что все в ней было comme il faut.
Но, возможно, что даже самые невинные поступки жены поэта могли вызвать нежелательные для Пушкина толки и не только в великосветских салонах, но и в гостиных друзей, о чем он и не подозревал. В дальнейшем мы увидим, что сплетни и неверное толкование поведения Натальи Николаевны исходили даже из дома Карамзиных.
Судя по письмам Пушкина 1833 года, Наталья Николаевна очень хотела, чтобы муж поскорее приехал домой. Она ревновала его беспредметно, но, несомненно, ревновала, зная его пылкую натуру. И в письмах к мужу, видимо, преувеличивала свои успехи в обществе, ухаживание поклонников, думая, что это заставит Пушкина быстрее вернуться.
«Не стращай меня, женка, не говори, что искокетничалась», – пишет поэт 11 ноября. «К хлопотам, неразлучным с жизнью мужчины, не прибавляй беспокойств семейных, ревности etc. etc.» (6 ноября 1833 года. Болдино).
До женитьбы Пушкин увлекался многими женщинами. В одних он страстно влюблялся (взаимно или безответно, был счастлив или несчастлив), за другими «приволакивался», потом разочаровывался, быстро забывал. Полагаем, что большинство его романов было известно Наталье Николаевне. С его слов.
Увлекался Пушкин петербургскими красавицами и будучи уже женатым. И не без основания Наталья Николаевна ревновала его к графине Надежде Львовне Соллогуб, очень красивой, очаровательной девушке, которой он посвятил в 1832 году великолепное стихотворение:
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие мое я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться…
Во многих письмах из Болдина поэт всячески старается развеять ревнивые подозрения жены: то шутя говорит, что волочится только за семидесятилетними старухами, то уверяет, что невинен, как младенец, и даже называет Соллогуб «шкуркой», полагая таким образом убедить Наталью Николаевну в том, что она во сто крат красивее (хотя «бой-бабой» Наталью Николаевну назвать никак нельзя) и что в отношении к Соллогуб у него ничего нет… Ничего серьезного и не было, кроме временного увлечения молодой красивой девушкой.
