— И это называется Рим?
— Это, — отвечал Гофрид с покорностью истинного святого, — это Рим. Да.
— Но здесь же одни развалины. А это что же? Никогда не видела бобовых полей среди города.
— Константинополь совсем не такой, — согласился Гофрид.
Она подозревала, что он посмеивается над ней. Но лицо его было, как всегда, спокойно, он смотрел своими ясными синими глазами то на нее, то на печальные развалины. Местность, по которой они ехали, древняя римская кампанья, была покрыта зеленью, но это была болотная зелень, дышавшая лихорадкой.
— Где же былая слава? — сказала Аспасия. Она чувствовала себя обманутой.
Гофрид принялся отгонять мух, кружившихся над мулом, как он делал всегда, когда был не расположен спорить.
— Подожди, — только и сказал он, — и ты увидишь.
Аспасия вздохнула. Город потихоньку приближался. Вскоре она увидела развевающиеся флаги и пеструю толпу. Перед ними были ворота. В ответ на ее вопрос Гофрид объяснил, что это не Латеранские ворота. Те находятся дальше на восток. Эти назывались Порта Латина. Феофано пронесут через них и дальше по всему городу до папского дворца.
Когда они подъехали ближе, Аспасия подумала, что надо бы открыть занавеси, защищавшие Феофано от пыли, мух и любопытных взглядов. Но в носилках не было и признака движения, никто не подглядывал в щелочку. Аспасия виновато опустила глаза. Она должна была бы быть сейчас там, чтобы поддержать Феофано. Но в носилках было тесно и троим, а небо было высоким и чистым, воздух, хотя и пах болотом, был свежее, чем в душных носилках. Аспасия подогнала своего мула поближе, скромно прикрыла лицо вуалью. Сопровождавшие их всадники выпрямились в седлах, на суровых лицах чужеземных солдат читалось волнение. Казалось, они готовятся к бою. Стена и ворота были увешаны багряными, синими и золотыми флажками, люди, разместившиеся на стене и у ворот, конные и пешие, блистали нарядами. Их было там не меньше тысячи, и все они разразились приветственными криками, когда маленький отряд делал последние шаги по такой долгой дороге. Несколько человек двинулись навстречу: монахи в черном, священники в зеленых, белых, алых, золотых одеждах. Одетый роскошнее всех был в высоком головном уборе, похожем на шлем, и ехал на белоснежном муле.
Гофрид перекрестился.
— Его святейшество, — сказал он почтительно. — Сам папа Иоанн.
Аспасия не испытывала особого благоговения. Эти римские епископы считали себя главными среди князей церкви. Но в Константинополе на это смотрели иначе. Конечно, Иоанн — большая фигура в церкви, но патриарх Василий равен ему; император Иоанн — тоже. А Аспасия была Багрянородной.
