Разве можно знать о ком-то все? Вот хоть Исмаил. Он, как обычно, выполнял свои обязанности. Он ухаживал за Аспасией. Он спал на полу во внешней комнате, завернувшись в одеяла: так почтительно и так далеко, будто никогда не был ее любовником. Кто бы усомнился в этом? Кто сомневался, когда он лежал больной, а Аспасия ухаживала за ним? Он был чужестранец, неверный, неприкасаемый и неприкосновенный.
У людей не было полной уверенности, что он человек. Человек — это христианин, избранный для спасения.
На третий день болезни Аспасия решила, что с нее довольно. Она была еще слаба, и ее трясло; когда она села, перед глазами у нее все поплыло. Она не стала обращать на это внимания. Слабость питается сама собой. Она уморит ее голодом.
Исмаила не было, его вызвали к сынку одного вельможи, который выколол себе глаз собственной шпагой. Исмаил был безупречно вежлив с посланцем вельможи и ворчал на Аспасию. Ее это не смущало. Это означало, что он считает ее здоровой или близко к тому, хотя и велел ей оставаться в постели, пока он не вернется. Уходя, он что-то едко бормотал по-арабски касательно глупцов, глупости и острых предметов.
Она медленно одевалась, преодолевая головокружение. Это была та же одежда, в которой она пришла сюда, но чистая и пахнущая солнцем. Она знала, где найти гребень и маленькое бронзовое зеркало. Она выглядела так, что ею можно было пугать детей. Можно было бы подкраситься, если бы были силы толочь и смешивать краски. Она подумала об этом, вздохнула. Нет. Ей понадобятся все силы, чтобы идти туда, куда она собиралась.
Наверное, было бы разумней подождать еще день, пока уйдут последние признаки лихорадки. Но она уже начала собираться. Ей понадобилось немало времени. Часто приходилось останавливаться и отдыхать. Люди здоровались с ней, некоторые удивленно, как будто заметили ее отсутствие. Некоторые пытались спрашивать, где она была. Она только улыбалась в ответ.
В городе было беспокойно, нервозно. Сквозь звон в ушах она едва разбирала, о чем спорят люди.
— Говорю тебе, идет король франков. Я слышал от торговца на улице. Он пересек границу и направляется к Аахену.
— Слухи, — возражал другой. — Ерунда. Если идут франки, почему же наш король не готовится остановить их?
Большинство замолкло озадаченно, но некоторые были упорны:
— Я знаю, что слышал. Мой двоюродный брат, он живет в Льеже, он должен был приехать на свадьбу нашей Хедды, и где он? Скажите-ка мне.
— Мало ли куда может забрести двоюродный братец. Все это глупости, говорю я вам. Здесь нет никаких франков, кроме его милости герцога.
