Теперь уже не велосипед — своя машина, а много ли они ездят в лес? Все дела, все некогда. Каждый день на работе, а в выходной дома, на огороде, дел невпроворот. Огурцы, помидоры поспеют, на рынок надо — не пропадать же добру. А если и не на рынок, то все равно в город, по магазинам. Дочке что помодней купить: сапоги импортные, шубку понарядней. Да и самой тоже надо, чтобы не хуже людей. Вечером, умотавшись, лишь бы до подушки. Так день за днем и бежит.
Мельком поглядев в зеркало, она на этот раз осталась довольна собой. «Ничего еще бабенка, свеженькая», — непривычно подумала о себе. Даже седая прядка на виске сегодня не огорчила ее. Теперь модно, говорят, — в городе, сама видела, молодые девки нарочно клок волос обесцвечивают. Даже в стареньком халате и то ничего, а завтра наденет свой новый костюм импортный — тем более. Доча уговаривала длинное платье сшить, да она отказалась, непривычно. Но Нинка, двоюродная сестра, грозилась в макси прийти, да и все бабы специально к свадьбе новые платья пошили — тоже ведь друг перед дружкой фасон держат.
Ивану тоже новый костюм справили, синий в полоску. Без примерки в городе брала, а очень пришелся впору. И галстук нарядный к нему. Ни разу еще не надевал костюм — на свадьбу дочкину обновит. И опять появилось такое чувство, что со времени уже далекой юности не жили они с Иваном, а лишь собирались, готовились, что теперь только и начинается у них настоящая жизнь. От этой мысли она как-то внутренне молодела, но и тревожный холодок прохватывал в груди. Даже тягость какая-то вместе с радостью была — видно, с непривычки. С самого утра, как проснулась Мария, это у нее состояние: и веселит оно, и как будто тяготит немного, отчего-то душу томит. Или сон этот нонешний на нее так подействовал? Не верила она в сны, да и не страшный вовсе он был, а просто нелепый какой-то…
Снилось, будто позвали ее на гулянку. Да так тесно, так много народу, точно полсела собралось. Хозяева накачали на пасеке свежего меду и всем за столом подавали на блюдечках этот мед. Да такой золотистый, ароматный — все ели и нахваливали, а у Марии слюнки текли от нетерпения. Вот и ей подали. Она обмакнула в мед кусочек хлеба свежего, откусила — и вдруг рот свело острой полынной горечью. У нее даже слезы выступили от этой нежданной горечи, от обиды. А хозяева и гости за столом смотрели на нее с нетерпением: ну, как мол, вкусный мед? — ожидая восторгов и похвал. И она струсила; улыбнулась через силу, но похвалила мед. Все ели и нахваливали, а Мария все понять не могла: кажется ей, или на самом деле горек этот мед? Улучив момент, она украдкой попробовала у соседки из блюдца — мед был тоже горький, как полынь, но соседка ела и нахваливала…
