Горький мед | страница 2



Хлопоча по дому, готовясь к завтрашнему торжеству, Мария чувствовала себя так, словно у самой начинается новая жизнь. Тревожно и радостно было на душе. Будто кончилась бесконечная череда трудов и забот, и начинаются праздники — все сразу. Тут и в доме после ремонта, как будто новоселье справили, и свадьба дочкина завтра, и их с Иваном через полгода серебряный юбилей. Такое чувство, словно годы и годы тянули в гору, привыкли уже, притерпелись, и вот наконец вершина — а дальше жизнь стелется гладкой скатертью. Даже страшновато с непривычки. Сердце заходилось, щемило, и тогда она старалась не думать о празднике, о радости, переключиться на заботы.

Все-таки удачно выбрали время для свадьбы. Так получилось, что все домашние дела переделаны, огород убран, картошку выкопали, в погреб ссыпали. И погода на удивление: октябрь, а тепло, прямо как летом. Солнце ласковое, приветливое, словно напоследок теплом одаривает. Высоко в ясном небе голуби играют, трепещутся. Дальняя роща за околицей как пестрый букет стоит, сияет желтой, оранжевой, а местами рдеет багровой листвой. На яблонях за окном еще поздние яблоки наливаются средь поредевшей листвы. Но тонкими проблесками уже сквозит между веток осенняя паутинка, напоминая о близком инее по утрам… Бабье лето — любимая пора. Столько намотаешься на работе, да на огороде, да по дому с вечными хлопотами, что только об эту пору и вздохнешь. А то и голову поднять некогда. Господи, сколько же красоты вокруг! Так сидела бы и смотрела хоть на эту же паутинку. А то пойти в лес, побродить по шуршащим, сладко пахнущим листьям, послушать редкий осенний посвист птиц, проследить за клином журавлей, высоко в поднебесье улетающих к югу, сорвать последнюю переспелую ягоду, ощутить на губах ее терпкий вкус. Сколько же лет она в лесу не была?..

Молодыми они с Иваном любили побродить по лесу, посидеть у ручья, поваляться где-нибудь в лугах на стожке сена. У него был велосипед, Мария садилась на раму — худенькая была, не то что теперь — и айда, куда глаза глядят. Иной раз возвращались темной ночью. Она светила на дорогу фонариком — светлое пятно бежало впереди, а вокруг тьма-тьмущая, страшно даже. Но сильные руки Ивана обнимали ее — он нарочно перехватывал руль поближе, чтобы теснее обнять. Она ощущала его горячее дыхание на шее, и сладко было так, что неудобной жесткой рамы под собой не чувствовала, будто невесомая плыла в ночи. На проселочной дороге попадалась ухабы. Бывало, не углядев яму во тьме, Иван терял руль, и они падали в мягкую придорожную траву. Фонарик гас, Мария не очень сердито ругалась, вырываясь из крепких объятий Ивана. А он не спешил подняться, притворно охал, что ногу зашиб, а сам в темноте искал ее губ своими горячими губами, и она, отбиваясь, не очень-то пряталась от его поцелуев. Потом со смехом ползали по траве, ощупью искали пропавший фонарик, поднимали на дороге велосипед и дальше брели пешком, потому как видны уже были огоньки села, а хотелось продлить этот путь до дома, до расставания у крыльца.