Он погрозил ему пальцем. Степан Фёдорович самодовольно улыбнулся. Но, в сущности, воспоминание об актрисе Мотиной, жирной сорокалетней красавице, было ему противно, особенно теперь, когда он ещё чувствовал на губах трепет свежего поцелуя.
– А где Протопопова?
– В столовой… Я пригласил её… Нельзя же… без хозяйки…
– Гм!
Кромский посмотрел на Степана Фёдоровича и заметил в его глазах ликующее выражение.
«Слопает, скот, если ещё не слопал», – подумал он, представляя себе гладко обтянутые плечи Марьи Ивановны и её щёки, похожие на две половинки румяного яблока.
Между тем Сергеев глядел по сторонам. Он тоже вспомнил о Марье Ивановне и искал её.
«Ушла, что ли?»
Но шум в передней привлёк его внимание. Мгновенно очутившийся там Степан Фёдорович с кем-то громко здоровался и сочно целовался.
– Шумейко, Шумейко!
Человек среднего роста, лет тридцати, не худой и не толстый, красиво вошёл в гостиную. На нём был чёрный сюртук до колен, и траурные полоски белелись на лацканах сюртука. Густая светлая борода его, с рыжим оттенком, мягко лежала на галстуке, заколотом жемчужной булавкой. Большой лоб вверху прикрывали русые завитки жидких волос, расчёсанных посредине, а выражение глаз исчезало под стёклами золотого пенсне, которое Шумейко надел при входе; но, судя по нахмуренным бровям и резким морщинам возле крупного, сизого носа, он был грустен и злился.
Степан Фёдорович представил ему некоторых своих гостей; некоторых он узнал сам. С Кромским он поцеловался, Сергеева не заметил.
– Я не знал, дорогой Степан Фёдорович, – начал он, – что у тебя званый вечер… Я только что приехал… После этого случая с братом, понимаешь, мне было б даже неловко пировать… хотя, конечно, и вам, господа, это известно, у меня не было с ним ничего общего…
Он плавно мотнул головой и обвёл всех глазами. Высморкавшись в раздушенный платок, он продолжал:
– Пользуюсь случаем, чтоб заявить об этом… Но я направился к тебе, Степан Фёдорович, в надежде услышать совет от тебя как от умного и даровитого адвоката, которым, по справедливости, может гордиться наш суд, – он выразительно посмотрел на Кромского. – Дело серьёзное и щекотливое и, кроме того, такое… Но подари мне, пожалуйста, пять минут.
Гости безмолвно внимали словам этого провинциального аристократа, сгорая от любопытства.
Степан Фёдорович с почтительною фамильярностью взял его под руку и повёл в кабинет.
– Всё моё время к твоим услугам, – говорил он по пути. – Что случилось?
