Гончаренко сидел, придавленный этой жарищей, с тоской думая о дальнейшей дороге. Мимо прошла старушка-армянка в цветном карабахском наряде, с ожерельем золотых монет поверх головной повязки. Она медленным шагом прошла мимо, стройная, сухая, коричневолицая, горбоносая, и не удостоила его даже взглядом.
Невдалеке из-за угла показалась фигура человека на костылях. Послышались звуки заунывной восточной песни. Точно растопленные солнцем, они медленно плыли в струях жаркого воздуха. В тишине отчетливо слышались не только звуки, но и слова песни, тягучей и грустной.
Мэр айреник тшвар антер
Мэр тшанамуц вотнакох…
Человек приближался. Громче и отчетливее слышались звуки и слова.
«Ишь, распелся, — блеснула в затуманенной голове Гончаренко мысль. — Удивительно, как ему не лень рот открывать».
Человек шел, опираясь на костыли, и продолжал петь все одно и то же.
«Поет… Вот народ-то выносливый».
Человек, поравнялся с ним, продолжая петь. Гончаренко взглянул в лицо певца и, обрадованный, крикнул:
— Арабка… Шахбазов! Здорово, дружище. Ты ли это?
Песня оборвалась. Человек на костылях остановился.
— Да, это я… это я, Айрапет Шахбазов, я. Гончаренко! И тебя узнал. Я, я это. Дай присяду.
Шахбазов присел на скамью, сложил на земно костыли и вполголоса замурлыкал все ту же песню.
— Чего распелся? Не знал, что ты такой певун. В отделении на позиции не пел.
— Да. Запоешь и ты, Гончаренко. Эта песня такая… такая… что все силы наружу рвутся. Ва! Слова у этой песни, такие слова… как острый дагестанский кинжал… Вот, слушай:
— Погоди, — перебил его Гончаренко. Слова, может быть, и хорошие, да не понимаю я по-вашему, по-армянски.
— Хорошо. Я тебе по-русски спою. Я могу.
И Айрапет запел:
Наша родина несчастная, сиротливая,
Со стороны наших врагов истоптанная.
Ее сыновья сейчас взывают к мести…
— Эх…
— Ишь ты… грустно же тебе, Шахбазов. Понимаю я твое положение. Ишь, ноги не ходят.
— Ноги… Да. А скажи, Гончаренко, правда, что у вас, русских, свобода?
— Да-а.
— А когда же она будет, а? Когда же народ армянский свободный будет? Когда же он сам собой управлять станет? А, Гончаренко?
— Да… не знаю.
— Не знаешь? А я, знаю… Уйдите вы от нас. Дайте нам жить самим.
Гончаренко отвернулся в сторону.
— Ты русский, — продолжал Шахбазов. — Но я с тобой на войне был. Выл на войне я, турок били. Да. Враги они наши. Наши кровные враги… Вечные враги. Ну, а русских, думаешь, любим мы? Нет, ненавидим русских. Свобода, говорят, свобода. А кругом русские сидят. Сидят и правят. На армян, как на навоз, на кизяк смотрят… Мы в сараях живем. Мукой да золой питаемся. Землю едим… А русские? А русские в погребах сидят… Вино пьют… Пьют вино, шашлыки едят. Зурначей нанимают… А на народ наш бедный… бедный народ, налоги… на наш бедный армянский народ.
