— И что, разговорчивый гражданин?
— Никогда до, и, скорее всего, никогда уж больше не увижу я такого счастливого лица, как было у него, когда я ему лечение прописал. Чудеса!
Что касается счастливых лиц, то самое счастливое из наблюдаемых мной за всю жизнь, несомненно, сейчас передо мною. Беляев светится. Беляев сияет.
— Может, пойдём сейчас ко мне, Алексей? — продолжает он, не снижая оборотов. — Посидим. Мы же ведь так мало друг о друге знаем…
— Спасибо, но мне ещё домашнее задание надо сделать. До свидания.
14. Рыжов. Грядут перемены
Конечно, она от него ушла. Позвонила на кафедру, попросила его позвать, висела на телефоне добрых десять минут, пока его искали по всему факультету, и, когда он, запыхавшийся от пробежки, наконец, подошёл к аппарату, просто сказала, что им срочно надо поговорить. И положила трубку. Разумеется, Евгений Иванович понял, о чём именно, но, не раздумывая, сорвался и поехал в Москву.
Нина уходила не просто так, не куда-то там, непонятно к кому, она уходила к Тимирязеву, тому самому — долговязому, с бородкой клинышком, который был тогда, на двойном свидании, или, если точнее, дружеском ужине, при Оле Гальпериной. А это всегда больнее, если знаешь, кто…
Нина наговорила Евгению Ивановичу много всякого, пока они сидели на кухне. Он не слушал её, как когда-то не слушал Татьяну, а раньше, Людочку и всех-всех прочих, которых ему приходилось оставлять. Но вот в чём штука, во все прошлые разы он, выслушивая объяснения/обвинения/угрозы, уже думал о завтра, о послезавтра и (наверное, более всего) о послепослезавтра; теперь же ни одна его мысль не обратилась предложением в будущем времени. Только в настоящем и прошлом. Евгений Иванович тогда в первый раз в жизни всерьёз задумался о конце своей собственной истории. А Нина ушла к Тимирязеву.
Если быть точным, то уйти пришлось Евгению Ивановичу, поскольку здесь, в её квартире на улице Херсонской, ему по понятным причинам уже места не было. Евгений Иванович взял в институте отпуск за свой счёт по семейным обстоятельствам и несколько дней гостил у одного преподавателя с кафедры, с которым успел завести приятельские отношения. В это время он ничем таким особенным не занимался, просто бродил по городу или один в пустой квартире смотрел телевизор. Делать что-то и, тем более, думать о чём-то Евгению Ивановичу не моглось.
На третий день безделья он зачем-то поехал в платную поликлинику на Большой почтовой улице и отдался одному светилу от урологии с армянской фамилией.
