Клермон перевёл взгляд на Элоди и тут в свете, льющемся из окна, увидел её лицо. Оно несло на себе печать такой тревоги, что он невольно потянулся к ней, желая успокоить. Но тут же остановил себя. Он не знал, что было причиной скорби Элоди, и едва ли мог претендовать на её откровенность. К тому же, почему-то со странной досадой подумал он, её, скорее всего, снедает ревность, и ещё раз взглянув в окно, сразу выделил того, кто заставлял ее страдать. Огюстен едва ли мог привлечь внимание такой девушки, да и Рэнэ, решил он по здравом размышлении, не мог понравиться ей. В библиотеке она чуть посмеивалась над ним…
Это, конечно же, Этьенн. Ошеломляющий красавец.
Что ж, с горечью подумал Арман, любовь, как говорил де Фонтейн, это поветрие, переболеть нужно каждому, и мадемуазель Элоди едва ли в состоянии избежать того, что составляет смысл бытия каждой женщины. Арман смирил ставшее вдруг чуть более прерывистым дыхание, поклонился ей, и в непонятном раздражении торопливо направился к лестнице. Выходя из зала, невольно чуть обернулся и заметил, что она не смотрит ему вслед, но снова поглощена наблюдениями за происходящим за окном. Клермон ощутил странную, словно тянущую боль в сердце. Что с ним?
Внизу игра продолжалась. Арман, чтобы не выдать мадемуазель Элоди, присел на скамью под старыми тисами, которая была не видна из окна, и сам стал от скуки разглядывать играющих. Красота Этьенна, заметил он, кружила голову мадемуазель Лоретт, она смотрела на него как на божество, и Клермон видел, что взгляды, исполненные нескрываемого восхищения, исподлобья бросает на графа и маленькая Габриэль. Рэнэ де Файоль обхаживал теперь мадемуазель Сюзанн, но, как заметил Арман, брат и сестра просто развлекались, признаков же сердечного увлечения он в них не подметил.
Потом ему надоело сидеть, и Арман решил пройтись вокруг замка. Прошёл до моста, но перейдя его, направился не к завалу, вчера его ещё не разобрали, а дальше вверх, против течения реки. Арман удивился, что ущелье необитаемо, пройдя около лье, он не нашел ни единого жилища. Правда, встретил старуху с небольшой вязанкой хвороста. Она испугалась его, наверное, приняв за егеря, но потом, внимательно рассмотрев, приметно успокоилась, даже разговорилась, рассказывая о видах на урожай и о приметах холодной зимы, что заметны уже сейчас. Клермон вежливо спросил, что это за приметы?
— И ягоды бересклета мелки, и радуга была на Петра и Павла, и воронья кругом немеренно. Все над этим старым замком ночных вакханалий нечистой силы кружат…
