Файоль опустил голову, не зная, что сказать. Клермон подумал, что он лишний, неловко поклонился и направился к мосту. Себя он уверял, что хотел узнать, разобран ли завал на дороге. На самом же деле ничего он не хотел. Это были всё те же бэконовские «призраки пещеры». Просто ему тяжело было видеть мадемуазель д'Эрсенвиль вместе с Рэнэ. К тому же, хоть раскованность летнего отдыха чуть скрадывала его нищету, но находиться рядом с роскошно разодетым Файолем было неприятно. Арман и раньше замечал порой гнетущую тяготу своей скудости, но не чувствовал её столь остро, и был почти безразличен к тому, во что одет. Презрительный взгляд Сюзан задел, но не сильно унизил его.
Теперь же понимание, что эта девушка сравнивает его с Файолем, больно ранило его самолюбие.
Сказать по совести, самолюбие его не было ни раздутым, ни больным. Арман редко думал о себе и не интересовал себя. Но эта неожиданная встреча с красавицей с глазами лесной лани заставила его перемениться. Он просто не мог не думать, как выглядит в её глазах и что она думает о нём. Арман сразу ощутил эту зависимость от её мнения и, понимая, сколь ничтожным, нищим и убогим кажется этой утончённой аристократке, Клермон мрачнел, ощущая, как портится настроение и на душу наползают миазмы серого душного мрака. Арман поторопился исчезнуть с её глаз, и быстро перейдя мост, направился к мельнице, надеясь, что прогулка успокоит его взбаламученную душу и прогонит глупые мысли.
Мадемуазель Элоди, наблюдавшая эту сцену в молчании, теперь не замедлила зло отыграться на мсье де Файоле.
— Прикрытие собственного невежества показной мудростью и необразованность, скрываемая под маской бравирующего всезнайства. Терминология Роджера и Френсиса одинаково ясна, притом, что подобных попыток меньше не стало. Тому, у кого нет знаний, только и остаётся, что подбирать себе переплеты книг под цвет фрака, да пользоваться чужим умом, не правда ли, мсье де Файоль?
Файоль резко поднялся, захлопнул толстый том, и поклявшись про себя, что непременно сведёт счёты с этой наглой девицей, почти бегом устремился к арочному входу. Его проводила глазами не только Элоди, но и малышка Габриэль, устроившаяся на качелях за стволом толстого вяза. Она была весьма юна, но не очень наивна, о чём, впрочем, мы уже говорили. Она поняла, что мсье де Файоль, как и их кузен Мишель, считает их сестрицу вполне заслуживающей внимания, Диди же только что отвергла его домогательства. Самой Габриэль нравился его сиятельство граф Этьенн, также привлекательным казался Арман Клермон, но ни блеклый Дювернуа, ни этот субтильный де Файоль интереса не вызывали — они были просто незаметны на фоне Клермона и Виларсо де Торана.
