То, что раньше считалось спекуляцией, в конце 80-х было объявлено легальным бизнесом — зеленый свет! Былые «кастрюльщики» один за другим стали открывать свои кооперативы. Кто-то быстро прогорел, но в целом «доходы росли как на дрожжах. Появились “новые цыгане” — тоже в малиновых пиджаках и на иномарках. Прекратились междоусобицы, ссоры между людьми. Никто никому не завидовал, потому что все зарабатывали — кто меньше, кто больше, уже не имело значения, главное — что деньги в семьях цыган не переводились. И поэтому у всех в душе был праздник и стремление со всеми дружить»[33].
Торговали котляры по старой памяти металлопрокатом, вентилями, трубами и т. д. и т. п. Вековая привычка «лудить-паять» невольно диктовала направление бизнеса. С течением времени ассортимент бартера расширился, но все же котляру гораздо приятнее иметь дело с «железом», чем с мануфактурой.
Есть еще волшебное слово «неликвиды». То есть скажешь «сезам» — и пещера откроется, а скажешь «неликвиды» — и котляр возьмет тебя в свой интерес. Что же это за добро такое? Читаю в Интернете: «Неликвиды — это оборудование, сырье и материалы, полученные предприятиями в 80–90-х и невостребованные на производстве в связи с резким падением его объемов в период реформ».
Раньше котляры об этих неликвидах узнавали, как правило, по цыганской почте, а теперь — все чаще — из газетных объявлений. У кого есть компьютер и Интернет — из Интернета!
— Звоним начальству, — рассказывает Тима. — Неликвиды на базах лежат ненужные, с советского времени. Они сами не знают, что с ними делать, их уже списали, а мы за них платим. Привозим сюда — на машинах, на кранах. Все надо разбирать. Обжигаем, чистим, ремонтируем. Плохие подшипники — меняем подшипники. Масло новое заливаем. В общем, реставрация. Красим. Продаем. Если некому продать — лежит пока у нас, а мы объявление даем в Интернете. Кому надо, приезжают. У нас своя фирма — деньги они по счету переводят.
Характерный пример: Мурша из Иванова купил во Владимире с заводского склада неликвидные задвижки, их он в свою очередь обменял на краску на Ярославском лакокрасочном комбинате, а потом эту краску продал в Костроме! Со всех операций Мурше в карман — прибыль 15–20 процентов от затраченной суммы.
Так и живут — сделка за сделкой; вращают капиталы, истоки которых либо в ломбардах, либо из банков (берут кредиты).
— Но этих неликвидов, — рассуждаю я вслух, — вероятно, остается все меньше и меньше.
