Последнюю фразу он произнёс с большим глубокомыслием и молча, в три приёма, осушил стакан.
— Благодару вам! — сказал он вдруг с еврейским акцентом, обращаясь к Вассе Макаровне, и весело засмеялся, подвигая ей стакан.
Дамы тоже засмеялись.
— Вы умеете представлять жида? — спросила его Васса Макаровна с ласковым участием. — Скажите-ка ещё раз… Как это вы сказали…
— «Благодару вам», — повторил Гржиб-Гржибовский.
— Прелесть! — воскликнула Васса Макаровна.
Плакудин нахмурился в сторону офицера, а тот повернул к нему своё лицо и опять произнёс: «благодару вам!», и кивнул ему головой.
— Я умею представлять жида! — начал он с хохотом. — Я все рассказы Вейнберга знаю. Ах, что это за рассказы! Какой талант!.. Что Гоголь! У Гоголя ничего нет такого смешного… Никто ещё так не писал, никогда, нигде, ни в «Стрекозе», ни в «Будильнике»! То просто умора, я вам скажу… Александра Капитоновна, не правда ли? Слыхали вы этот изумительный рассказ, как жид продавал ружьё с согнутым стволом? Ах, какая верность природе, ах!..
Васса Макаровна подала ему стакан чаю и попросила его что-нибудь рассказать. К её просьбе присоединились Юлия Капитоновна и Сашурочка.
Он не заставил себя долго просить и начал рассказывать, а когда кончил, то вызвал всеобщий восторг, причём даже на губах Балабана расцвела приятная улыбка; только Плакудин сидел с самым насмешливым выражением глаз. В душе его кипело негодование. Он думал, как ничтожны люди, на которых какой-нибудь офицер может производить впечатление. Видя, что Васса Макаровна сияет, он пуще прежнего горел желанием утопить Гржиб-Гржибовского в ложке воды. Но чем ничтожнее казался ему молодой человек, тем он был неуязвимее. Сделать из него «великолепного дурака» мог бы только разве покойный профессор, к тени которого теперь мысленно и взывал Плакудин.
Офицер между тем был в своей тарелке. Рассказы следовали за рассказами. Когда же запас их истощился, он стал свистать как соловей и исполнил вальс, звонко щёлкая себя по затылку и темени большим и указательным пальцами. Он был душою общества, и губы его понравились в этот вечер хозяйке дома более, чем когда бы то ни было.
Но губы его, кроме того, произвели значительное впечатление и на Сашурочку. Васса Макаровна живо почувствовала это. Сашурочка едва вышла из детского возраста. Она была тощее создание, с волнистыми белокурыми волосами, красиво обрамлявшими её продолговатое розовое личико. Она не умела скрывать своих чувств и с восторгом смотрела на офицера, находя его «миленьким», «славненьким» и «прелесть каким».
