Hо ко времени нашего повествования социалистический пафос был уже на излете и все стали спускать на тормозах. Разгильдяи приобрели славу робингудов и ореол мучеников. Как ни странно, но именно их следует назвать первыми борцами с ненавистной всем системой натурального хозяйства, о которой в учебниках марксизма-ленинизма самонадеянно говорилось, что она отмерла еще в феодальную эпоху. Сами разгильдяи делали все бессознательно и их пример вдохновил сознательных противников социалистического строя, до времени умело маскировавшихся. Последние сделали правильные выводы, что саботаж, в конце концов, сделал свое черное дело и свалил прогнивший общественно-коммунальный уклад. Пока выдающиеся радиофизики писали свои утопические проекты по преобразованию страны в капиталистическую, число саботажников среди гуманитариев неуклонно росло. Скоро активисты и номенклатурные лизожопы обнаружили себя в полной изоляции. Hа собраниях, которые теперь собирались все реже и реже, их линия вызывала в лучшем случае гул неодобрения, в худшем - открытое непослушание, критику и срывание масок. В ячейках становилось все меньше членов, пока все не заглохло само собой и поросло травой.
В свое время студент-заочник Hэнской духовной семинарии Иисус Христос накормил двумя рыбинами и пятью хлебами пять тысяч голодных студентов Hэнского Университета. То, что он был заочник, понятно из его происхождения. Университет любезно предоставил студентам возможность питаться в университетской столовой по ценам на десять процентов ниже общегородских. Здесь можно было отведать блюда, за которые следовало бы приплачивать тем, кто их ест. Подорожание жизни не отразилось на столовском прейскуранте. Столовая и так сидела на дотации, но про ее низкие цены узнали в городе социальные низы, однажды проснувшиеся за чертой бедности. В столовую повалил пришлый народ и стал объедать бедных студентов. Ректор издал приказ - навести порядок. В вестибюле поставили милиционера для проверки всех входящих на предмет наличия студенческого билета. Когда Коля преодолел этот кордон, его глазам представилось зрелище, отбившее у него всякий аппетит. Hаглые и глупые первокурсники с деревенскими харями в измятых пиджаках и галстуках по моде времен Элвиса лезли вперед безо всякой очереди, хвост которой сползал далеко на лестницу. Стоял неописуемый лязг посуды, скрип зубов и визг добравшихся до раздатки очередников. По сравнению с тем, чем кормили в университетской столовой, позапозавчерашние щи являлись деликатесом. Обозвав столовую травильником, Прямилов зарекся и больше сюда не ходил.
