— И что? Из чего ты, Леша, сделал вывод, что писателя убили? Я ничего не нашел.
— Вот и я сначала ничего не заметил. Так, прочитал, пробежал глазами, пропустил, пошел дальше, а потом вдруг всплыло. Я видел труп Клишина, Серега. И он лежал точно в такой же позе, какая здесь описана.
— Ну и что?
— А то. Ты можешь сколько угодно позировать, прицеливаться к стакану с ядом и видеть себя после смерти красивым и спокойным. Можешь даже выпить этот цианистый калий и приготовиться красиво упасть, но, когда яд начинает действовать, в дело вступают инстинкты, самый могучий из которых у человека — желание жить. Ты видел, как умирают от мгновенно действующего яда? Прежде всего наступает удушье, человек хватается руками за горло, потому что яд парализует, сердце останавливается и воздуха не хватает. Тем более повернутая в нужную сторону голова, нога, согнутая в колене. Нет, Серега, ему просто подыграли, еще теплое тело положили согласно сценарию, так он и окоченел.
— Погоди, значит, убийца дал яд, потом посмотрел, как Клишин корчится в агонии, тут же передвинул его к столу и заботливо по книге все устроил? Да это же монстр!
— Не знаю, кто это. А главное, не пойму — зачем. Такое ощущение, что написали пьесу, всем раздали роли, даже мне и моей жене, хотя мы не соглашались ни на какое действо, занавес подняли и она началась. Только парадокс в том, что пьесу написала жертва, то есть тот человек, который на события теперь влиять никак не может. Понимаешь? Но действие-то идет! Каким образом он мог заставить актеров исполнить свои роли так близко к тексту, с убедительностью, и, главное, зачем? Ты понимаешь?
— Я все равно ничего не понимаю. Слушай, давай выпьем, что ли? — Он принес нагревшуюся бутылку, два стакана, плеснул туда водки и, чокнувшись с Алексеем, продолжил мысль: — Я человек физически сильный и не такое повидал в жизни в бытность свою в горячих точках на службе в Вооруженных Силах. Я боюсь только того, чего не могу задушить голыми руками, — всякой мистики и привидений.
— Брось, тут не мистика. Это какой-то розыгрыш, рожденный больным воображением, но породил его человек.
— Хочешь взять неизвестного монстра за жабры?
— Ну, во-первых, не хочу, чтобы эта «Смерть…» появилась в печати. Во-вторых, не могу представить, что его поймает Игорек Михин. А про милиционеров ты у Клишина читал?
— Что, честь мундира задета?
— А не надо всех считать глупее себя. Я и Сашке уже об этом говорил, и тебе повторяю.
