— Образно. Значит, был талант?
— Ну, преподаватели литературы за ним ходили вереницей, прочили великое будущее, даже парту, за которой он сидел, берегли. Для мемориальной таблички, не иначе. Но все равно Паша был подлец.
— Это почему же?
— Он ничего хорошо ни о ком не говорил, только одни гадости.
— А тебе?
— Всем. У него были еще и пародии на влюбленных в него девочек. И вообще Павел никогда не скрывал любовных записок к себе, смеялся над ошибками и над содержанием, любил говорить: «Пойду на свидание только к достойной, той, которая напишет маленький литературный шедевр».
— Нашел такую?
— Знаешь, Леша, ты увлекся. Теория твоя — бред. Не знаю, кого там подгоняли под теорию Эйнштейна, только Клишин туда не подходит, ничего он предсказать не мог и никаким гением не был.
— Что-то мне не нравится…
— Все! Слышишь? Не желаю! Хочу смотреть телевизор и говорить о приятных вещах.
— Ну, хорошо. Спасибо за ужин и за интересный рассказ. Посуду помочь вымыть?
— Я пока еще не слишком беременная. Живот не сильно мешает то есть.
— Ну, смотри. Пойду по программам пошарю, новости послушаю, может, мне уже пора обратно в органы возвращаться, чтобы прокормить семью?
Леонидов понял, что Александра не захотела продолжать разговор о Клишине, но выяснять почему, не решился: у каждого человека бывают в жизни болезненные воспоминания, а раздражать из-за пустяка беременную женщину — жестоко. И Алексей смирился, уставившись в телевизор. Но в душе у него все кипело, любое услышанное слово вызывало ассоциации и бурю эмоций, он сдерживался, пока «Времечко» не рассказало про этого кота.
Позвонила какая-то девушка и рыдающим голосом поведала печальную историю о том, что на окраине битцевского лесопарка, где она гуляет с молодым человеком, на сосну залез кот и не может слезть с дерева уже девять дней. А его хозяйка, бедная старушка, рыдает, а не в состоянии заплатить ни спасателям, ни другим службам с длинными лестницами.
На передачу сразу же обрушился шквал звонков, и, хотя были и другие сюжеты, всех взволновала именно судьба бедного животного. Многие рыдали по этому коту, и Александра тоже разохалась и прослезилась:
— Какие жестокие люди! Как же он там девять дней сидит, без еды?
— Плохой кот: за каким лешим он на эту сосну залез, если домашний?
— Как ты можешь?! — Саша готова была заплакать.
Леонидов подозревал, что беременные женщины становятся очень жалостливыми и слезливыми… Но дело было даже не в коте. Вернее, совсем не в коте.
