Это было само по себе интересным опытом. Ночью я не видел Райха — мы находились в разных комнатах. И на самого себя не потрудился взглянуть в зеркало. Но как только мы передали наше знание остальным, с нами произошли значительные перемены. Этого, конечно, следовало ожидать, но все же видеть эти изменения на стольких лицах сразу было, пожалуй, немного странно. Обычные прилагательные здесь не помогут. Я мог бы сказать, что лица их стали «достойнее» или величественнее, но это в малой степени отражает истину. Более точным было бы сказать, что они обрели некую «детскость». Но смысл этого определения должен быть истолкован правильно. Когда вы заглядываете в лицо младенца — скажем, шести месяцев от роду, — а потом переводите взгляд на старика, вы внезапно постигаете глубинный смысл того, что называют жизнью, радостью, волшебством. Неважно, насколько мудр и добр старик, ему недостает этой сияющей полноты жизни, которую мы находим у счастливого и умного ребенка. Смотреть на такое дитя глазам почти больно, потому что оно с очевидностью принадлежит иной, более яркой, Вселенной. Это дитя — все еще наполовину ангел. Взрослые, даже величайшие из них, обесценивают жизнь. Младенец же доверяет жизни и утверждает ее всем своим существом.
И вот это-то ощущение настоящей жизни внезапно снизошло на столовую нашей жестяной ракеты, и не будет преувеличением сказать, что это выглядело подобно заре творенья. Созерцание этого в других углубляло силу и твердость в каждом из нас.
И это вывело нас на новый уровень познания. Когда я говорил нм: «Человек не одинок», — то понимал, что именно я имел в виду, но все частности еще не были прояснены. Я говорил об источнике силы, о ее значении и ее цели. Теперь я осознал, что мы не одиноки в гораздо более очевидном и простом смысле. Мы присоединились к полиции Вселенной, мы действуем вместе с Другими. Наши сознания теперь мгновенно вступают в контакт с этими Другими. Как если бы послали сигнал, мгновенно пойманный сотней приемников, которые немедленно дали знать нам о своем присутствии. Ближайшие из этих приемников были расположены всего в четырех миллиардах миль, на корабле, совершающем путешествие из планетной системы Проксимы Центавра.
Я не стану больше об этом распространяться, поскольку дальнейшее развитие этих событий уже не имеет отношения к нашей истории.
Мы мчались со скоростью около ста тысяч миль в час. До Земли, этого забавного зеленого шарика, оставалось два миллиона миль или двадцать часов полета. Луна, которая вращается на расстоянии двухсот пятидесяти тысяч миль от Земли, все еще оставалась между нами и этим шариком, а, значит, через семнадцать с половиной часов мы поравняемся с нашим старым добрым спутником. И там нас ожидало кое-какое дельце.
