Он издевательским тоном ответил за меня:
– А ты не знал, Юлька у нас любит думать вслух.
Все хохотнули.
– Я не люблю, у меня это непроизвольно получается!
– Ну ладно. Давайте тост. За нас!
Потом было еще несколько тостов. Я пила сок, остальные – красное вино. Разговор шел в основном вокруг футбола, в котором я мало что смыслила, поэтому большую часть времени думала о своем, усиленно сжимая губы: как бы чего снова не сказать.
– Ну вот, началось, – заявил ни с того ни с сего Никита и схватился за голову. Вид у него был болезненный.
– Что? – испугалась я. Сначала я подумала, что это относилось ко мне, – я опять начала излагать мысли вслух, но тут же отказалась от сего вывода: Никитка с самым разнесчастным видом смотрел вовсе не на меня, а в стол. Я вспомнила: он же ясновидящий! – Видение?
Потом прикусила язык. Все-таки он это Кате говорил, а не мне. Откуда же я это знаю? Не выйдет ли некрасиво?
Но Никита махнул головой, все еще за нее держась:
– Да не, башка трещит. Боли очень частые последнее время. Наверно, это опухоль.
На свою беду, я пила в этот момент сок, в результате он весь выбежал погулять по моей одежде и столу. Однако остальные вели себя так, будто смертельная болезнь друга их не трогает.
– Что ты такое говоришь? – накинулась я на парня. – Нельзя так мыслить, навлечешь беду. Лучше сходи проверься у врача.
«Сама-то часто по больницам бегаешь?» – накинулся на меня саркастический внутренний голос. Но я не стала ему отвечать. Пошел он!
Никита с горя хватил вина, после ответил:
– Чего навлекать-то? Я свою судьбину знаю горькую. Помереть мне молодым.
Ребята вздохнули. Видимо, не первый раз слышали такую чепуху.
– Зачем ты так, – не оставляла я попыток вразумить человека, не боящегося сглазить самого себя такими страшными изречениями.
– Не переживай, я смирился. Руслик, поможешь? – непонятно о чем он попросил, но Зайцев смекнул без дополнительных вопросов и уточнений, молча поднялся, сказал:
– Идем.
Только когда они оба вышли и закрылась дверь, меня как громом поразило. Лечить! Он пошел снимать ему боль наложением ладони! Боже, что же здесь творится? Почему я попала в это странное общество? И что будет дальше?
Внезапно что-то похожее на предчувствие внедрилось в мое сердце, и только я собиралась под наспех выдуманным предлогом покинуть помещение, как Макс заявил:
– А сейчас я хотел бы продекламировать стих, который сочинил для тебя, если ты не возражаешь.
Я не возражала. Он потянулся под стол, нащупал прикроватную тумбочку, на которой лежал лист бумаги. Достав его, принялся с чувством читать:
