Умный, наглый, самоуверенный | страница 95



— Я везучая. Я нахожу на улице деньги, с детства. Возле лотков с мороженым, возле киосков, везде…

— Это дармовщина. Ты ставишь на дармовщину.

— А ты на что?

— Два раза уже просил — не тыкай мне. Я, как кровельщик на крыше, если ошибся — вдребезги, не надо сравнивать. Съешь что-нибудь, для кого я готовил? Я не хочу сказать, что ты плохая или что-то еще. Ты просто неправильно используешь свои ресурсы. Плывешь по течению, хватаешься за все, что ни попадется. Красивой жизни не бывает. Это картинки в журналах. Там сняты женщины, которым удалось себя продать. Тебе это не удастся…

— Это вы на внешность намекаете?

— Нет. На то, что ты не умеешь быть товаром. Ты живой человек.

— И это плохо, — закончила Юля с горечью.

— Наоборот. Ты не жалкая. В тебе много сил. Но ты суетишься. Я вообще-то не думаю, что один человек может чему-то научить другого. Все либо учатся сами, либо остаются в дураках. Ты что предпочитаешь? Почему ты мне никогда не говорила про брата?

— На жалость давить? — спросила Юля.

— Вот видишь. Не все потеряно. Ты можешь мне не верить, но я знаю, что ни часов, ни денег ты не брала.

Юля опустила голову и отрицательно помотала:

— Я не воровка.

— Не знаю, что с тобой делать. Гитару купить, что ли?

— Зачем?

— Петь будем.

— Я не умею.

— Я тоже не умею. Пора наверстывать. Когда другие девочки ходили в музыкальную школу, ты с братом маялась. Душа и усохла. Но самая жуткая жизнь, которую я видел, была не нищенская. Вполне сытая, с хрустальными люстрами, но тупая. Зовут гостей, а когда закроют дверь, считают ложки. Детей не считают людьми. От стариков хотят, чтобы те приносили пользу. Смотрят телевизор, чтобы сказать: «Не выношу эту крашеную стерву…». Когда живут, как вши. Утробно и мрачно… Ты что-нибудь поняла?

— Я все поняла, — удивилась Юля. — Что тут непонятного? У вас тоже проблемы.

— Правильно. Не убирай, иди спать, я сам уберу.


Документы на автомастерскую готовы были давно, но тут случилась неожиданность. После пластической операции появился Хрипун. Выглядел он лучше, но лицо все еще было нечеловеческим, собранным из каких-то кусков и заплат, левая часть была неподвижна, двигалась только правая. Все вместе производило зловещий эффект мертвеца, неудачно притворявшегося живым. Хрипун потребовал долю свою и брата в автомастерской.

— Ты что, мозги в больницах растерял? — рассвирепел Пушкин. Он растолковал Хрипуну про наезд Левши, но это не произвело на «мертвеца» эффекта. Лева не удивился и продолжал тупо настаивать, что ему нужны деньги на три операции, а остальное понимать не хотел, как заклинило.