— Я сплю, — ответил он. Но заснуть уже не мог и сел ждать, когда откроется магазин.
В полчетвертого позвонили в дверь и стали кричать, чтобы он выключил музыку… Он не открыл и музыку не выключил. Еще чего… В пять снова застучали в дверь, но очень тихо и вкрадчиво. Пушкин пошел открывать и увидел покойного Митяйку. Тот стал гораздо ниже ростом, состарился на двадцать лет и почему-то надел пролетарскую синюю майку.
— Все равно ведь не спишь, — сказал гость.
— Ну.
— Так пусти, посижу с тобой.
— Проходи.
— Не боишься ночью чужих?
— Ты мне не чужой.
Митяйка присел на диван и потянулся за рюмкой.
— Можно?
— С каких пор ты стал спрашивать? Бери, что хочешь.
— Может, вырубишь музыку?
— Нет. Станет тихо. Как в гробу.
— Боишься гроба? Зря… — Митяйка забросил в рот содержимое рюмки и налил новую, не закусывая. — Я вчера был на похоронах, красиво. Сугробы выше головы, люди в черном. Ставят ящик водки, он проваливается на полметра в снег. Ни одной женщины, и мобильники звонят. Человек берет лопату, бросает землю, а телефон в кармане звонит. Цветы только красные, розы. Оркестр джазовый, вышли из автобуса, сыграли. Старуха-негритянка, лет восемьдесят, в золотом платье пела на ковре, я стоял, а слезы сами текли… Как будто в церкви побывал…
— А кого хоронили?
— Как кого? Тебя.
— Ну, меня, так меня, — согласился Пушкин. — А Левша был?
— Не знаю такого…
— А Гонец?
— Тоже не знаю…
— Тогда иди отсюда… Выпей и иди. Неизвестно, кто ты такой.
— Как кто? Я с первого этажа.
— Чего тебе надо?
— Музыку выруби, дом ходуном ходит.
— Если уйдешь, вырублю. Не уйдешь — нет.
— Ну налей последнюю.
Гость ушел, Авилов посмотрел на часы, выключил музыку и позвонил Гонцу. Было полшестого утра.
— Приеду, — согласился Гонец. — Ты девчонок закажи, веселее будет. А то я в гробу видал твою покойницкую музыку…
Авилов проснулся в половине третьего дня и увидел, что на окне отсутствует штора. Он поводил глазами туда-сюда — штора нашлась. Ею была обернута фигура, сидевшая в кресле с газетой. Он пошевелился, газета отодвинулась, за ней оказалась девица. Ну да, ноги-то женские… Пол был затоптанным… Он оделся, запер дверь и пошел в магазин за продуктами и бутылкой. Вернувшись, выдал девице поломойные принадлежности и отправился готовить… Сервировал стол, они сели напротив друг друга. Девица не умела пользоваться ножом… Глаза у нее были цвета мертвой рыбьей чешуи, никакие. Можно сказать, глаз не было, пустые дула. Зазвонил телефон.
— Кира у вас? — спросил мужской голос. Он отдал трубку девице.
