До Скобарского, впрочем, быстро добраться не получилось. По дороге к автобусной остановке от голода скрутило живот так, что пришлось заползти в первое попавшееся кафе. Три ступеньки вниз, полутемный зал.
Что-то играло, ватно обкладывая уши. Тынц-тынц, дэнц-дэнц.
Он опустился за стол, накрытый квадратиком салфетки, закрыл глаза, успокаивая режущую боль. Умереть сейчас было бы некстати.
У него еще Скобарский. И остальные фотографии. И обещание Андрею Игоревичу. Нет, подумалось, надо жить. Похлебать бы только чего-нибудь жиденького.
— …азывать? — прорвалось сквозь тынц-тынц к нему.
— Чего?
Официантка, молодая девчонка в темном костюме с бейджиком "Кристина" на груди, наклонилась к уху.
— Заказывать будете?
— Да, если можно, суп.
Официантка щелкнула жвачкой во рту.
— Есть солянка, есть борщ. Горячие блюда ждать полчаса.
Дэнц-дэнц.
— Борщ.
— Второе, салаты?
— Салат. Какой-нибудь простенький.
— Греческий?
— Давайте.
Официантка повернулась и уплыла в полутемный грот кухни.
Да, подумал Вадим, остальные фотографии. Если все не просто так, то каждый снимок — это этап, ступенька.
И двадцать пятое — тоже не просто так, а крайнее число.
Он лихорадочно выскреб снимки из кармана. Скобарский — ясно, а Вика? А Егорка и Вовка? А непонятно кто с куском плеча?
Так, Вика. Тут надо найти крышу. Вид с крыши. Видимо, крыша и важна. Или я ее на крыше увижу, или еще что.
А если по порядку? Вадим наморщил лоб. Скобарский был точно первым. Плечо точно последним. Предпоследним — новостной щит.
Дети или Вика были вторым снимком?
Освещение, слишком зыбкое, не позволяло разглядеть на снимках детали, которые могли бы это прояснить. Вадим напрягал зрение, но даже дата, и та размазывалась.
Нет, умирать рано. Хотя, конечно, тоже предательство. Как решение побриться. Хотел — и самого себя предал.
Вот такой я, Алька, предатель.
Официантка Кристина принесла корзинку с хлебом.
— Пить что-нибудь будете?
— Сок.
— У нас пиво есть. Свежее.
— Да нет, — Вадим качнул головой. — А спросить тебя можно?
Кристина кокетливо улыбнулась.
— А о чем?
— Вот было бы у тебя два миллиона, ты бы отдала их незнакомому человеку?
Взгляд официантки ушел "в себя".
На несколько секунд она застыла манекеном — один только палец механически накручивал завиток прически.
Щелкнула жвачка.
— Не-а, — оживая, сказала Кристина, — с какой стати?
— А вдруг он болен?
— Ну, у него же родственники, близкие есть. Это вообще не моя проблема.
Вадим повертел попавшую под руку салфетку.
