Вернее, во все это она привносила жизнь. Веселый вихрь, бесконечное движение, немолимую поступь добра.
А Вадим хотел жить только собой и Алькой. И все. Он вообще учился жить еще кем-то.
— Аля, — сказал он тогда, — я так не могу.
— Как?
Алька любила ерошить ему челку. Прислонялась, прижималась, губы бантиком, нос в щеку, и шкрябала коготками.
Вот и сейчас, когда он подбирал серьезные слова на глупый вопрос, прижалась:
— Как не может мой хомячок? Чего он не может?
Бровь царапнуло.
— Жить вот так! — задергал плечами он. — Алька, я почти тебя не вижу.
Алька отстранилась.
— А сейчас?
Ее серые глаза, слегка меняя цвет, посмотрели на него, непонятно, отстраненно, будто через объектив.
На ней был белый с синим плащик. Шляпа в руке. Сумочка и фотоаппарат через плечо.
— Ты же убегаешь уже, — сказал он.
— Ага. Мне нужно.
— А я?
— А ты взрослый уже, чтобы бояться оставаться в одиночестве.
— Прекрасно! — увернулся он от поцелуя. — Это что, пожелание?
— Это диагноз! — объявила Алька, выбегая в прихожую.
— Ну и вали! — бросил он ей в спину. — Хоть умри!
Хлопнула дверь. Резко потемнело за окнами.
Сколько он потом не звонил, все время было занято…
— Вадим!
Пальцы Андрея Игоревича поймали Вадима за плечо, и прошлое отпустило, ушло из головы, из глаз, оборачиваясь серо-зелеными стенами переговорной.
Выжидательно смотрели уральцы.
— Что? — выдохнул Вадим.
— Да Петр Евгеньевич все настаивает на дополнительной скидке, учитывая те объемы, которые они собираются у нас заказывать, — бросив выразительный взгляд, пояснил Андрей Игоревич. — И вообще они еще не решили окончательно, стоит ли размещать заказы именно у нас.
Вадим вдруг обнаружил, что ерошит челку, как раньше это делала Алька. Никуда без тебя…
— А разве это важно? — хрипло спросил он.
— Прости, Вадим…
Бородатый уралец непонимающе сощурился. Второй уралец подался вперед. Бровь у него заломилась в удивлении.
— Разве это важно? — повторил Вадим. — Куда вам больше? Зачем? Ради чего? Близкие-то вас часто видят? Ведь это…
— Извините, — сказал Андрей Игоревич, меняясь в лице.
Он навалился на Вадима, пытаясь заткнуть ему рот ладонью, но тот замотал головой, продолжая говорить:
— …ажно. Что деньги? Куда их? Если никого нет рядом… ф-фы…
— Ай, ты…!
Андрей Игоревич, случайно укушенный, с шумом втянул воздух.
— Не слушайте его, — обернулся он к оторопевшим уральцам, продолжая хватать Вадима за лицо и прижимая его к дивану. — Он бред несет. У него трагедия. Он еще не отошел, он в тяжелом психологическом состоянии.
