Метель ерошит мою белосолнечную шевелюру. Ты достаешь из машины багаж. Расцеловав, отдаю укутанную Лапочку в твою правую руку. В левой — чемодан. Ты предо мной безоружный. Быстро опушивающаяся снежинками вишневая рубашка раскрывает черные кудри. Я впускаю в них пальцы и льну к твоему плечу.
— Брысь! — ты говоришь.
— Мм, — я хнычу, — тааак не хочется оставить тебя на два дня…
— …другим! — ты дразнишься. — Смотри, сама не споткнись!
— На таких не падают, — я под распахнутым пальто напрягаю свои, как ты дразнишься, точеные из слоновой кости ноги в трико безупречных очертаний.
— Наоборот, именно на белых падкие, аж жуть: вся смуглая живность — испанцы, итальянцы, францы…
Я запираю твой рот, алчно вдыхаю из него все ехидности, что могли б еще следовать, хватаю сумку и брусь в родной аэропорт.
Скоро приходит сообщение. Всмех отзваниваю:
— Да я ж тебя еще больше!
* * *
Громадный аэропорт. Меня встречают и доставляют в гостиницу. В вестибюле здороваюсь с некоторыми участницами возле бара и направляюсь в свою комнату.
Все живут в уютных двухместных номерках. У меня отменная сокомнатница: хохотливая пожилая россиянка. Притом не очень в ладах с английским и рада переводчице с прибалтийским акцентом.
* * *
Вводная сессия начинается в пять. Сразу замечаю его. Помимо седого хозяина семинара — единственный мужчина. Смуглый, кудрявый, с проседью на висках. Прилегающая рубашка обтягивает рельефные плечи. Обнаженные улыбкой перламутровые зубы слишком ослепительны, чтоб быть естественными.
Мое место у круглого стола — прямо напротив него. Сажусь, скрещиваю ноги, подтягиваю вперед мини-юбку и устраиваюсь наискось, чтоб не пялиться на него все время.
Поочередно представляемся. Он грек. Важный, из международного комитета. «Любите и лелейте его!» — хозяин подшучивает.
* * *
Ужин в ресторане. Являюсь с опозданием. Все оборачиваются на меня. Он — в изящном костюме, сударыни — кто еще в спортивных штанах и свитере, как на семинаре, кто нарядилась в джинсы и футболку. Я так не умею. Мое аскетично замкнутое коктейльное платьишко обнажает, как ты дразнишься, чульи швы со стройных каблучьев по самый скандал.
Выискиваю свободное место. Одно рядом с ним. Перламутрово-зубастая улыбка слишком сердечна, чтоб быть естественной. Не решаюсь направиться туда, но он встает и отодвигает стул.
Треплемся с окружающими дамами. Избегаю нечаянного обращения к нему. Но ловлю себя на том, что говорю для него. Я очень остроумна.
