Самое лучшее в такой ситуации — это чашка хорошего крепкого кофе. За ней отлично думается. Я сварила себе кофе, нашла в холодильнике парочку свежайших эклеров — служба доставки расстаралась уже прямо с утра — и крепко задумалась. Такого финта от своей жизни я не ожидала.
Я пила кофе и размышляла. Что же мне теперь делать? С одной стороны, Эмик — это первый человек во всем мире, который мне ужасно понравился. Если не сказать больше. А с другой стороны, он и был тем самым человеком, встреча с которым могла грозить мне самыми страшными неприятностями.
Я думала часа два. Но так ничего и не смогла придумать. Взглянув на часы, я обнаружила, что дико опаздываю в мастерскую художника. Наспех собравшись, я вылетела из квартиры, поймала такси и рванула к Филиппычу. Так я его теперь называла для удобства и скорости.
— Опаздываешь, — проворчал художник, пряча улыбку в рыжеватых усах, которые он зачем-то отпустил за эти два месяца, прошедшие с начала нашего знакомства.
— Ой, Филиппыч, прости, пожалуйста. Я тут совсем потерялась. Вот за временем и не уследила.
Филиппыч глянул на меня коротким острым взглядом, которым он обычно смотрел на предметы, которые собирался нарисовать.
— А ну-ка, давай, выкладывай. Что там у тебя стряслось?
Я и выложила. Все и сразу. Всю мою историю с самого начала. Ведь теперь я точно знала, что Филиппыч — друг. Как моя любимая «мисс Марпл».
После этого мы как всегда пили чай.
— Вот, ерунда какая, — хохотнул Филиппыч, — опять режиссер за шутки свои взялся. — Режиссером Филиппыч именовал господа бога. С моей точки зрения, очень метко. — Ты же свой самый главный козырь вытащила, а сама этого и не поняла.
Я подавилась чаем.
— Чего? Вы что, серьезно?
— Серьезней не бывает. Ну, посуди сама. Как ты могла бы узнать, какие козни твои враги против тебя замышляют? — Я пожала плечами. — То-то и оно. А теперь ты, можно сказать, в самом логове врага сидишь.
— Но ведь я его люблю! — взвыла я в отчаянии.
— Вот и люби себе на здоровье. Но и выгоду свою знай. Это дело не простое. Если в тебя кто-то стрелял, то на одной любви тут далеко не уедешь. Поэтому я и говорю — главный козырь ты вытащила. Он ведь не знает, что ты это ты?
— Не знает, — согласилась я.
— Ну и живи себе там. Глядишь, чего-нибудь и узнаешь. Фёкла-то твоя все еще у тебя проживает?
— Да. И бабМаша с ней. Они подружились, теперь — не разлей вода. Фёкла хорошая оказалась. БабМаша с нею возится, как с ребенком. Учит ее всему: и пирожки печь, и платья кроить. Фёкла мне звонила, спрашивала, когда я вернусь. Так неудобно было ей врать. А пришлось. — Я вздохнула.
