— Джесс! Ох, Джесс! Подожди… Нет… Да! А-ах!..
Она прижала к себе его голову. Волосы лезли в глаза и рот.
— Прости. Эй, ты улыбаешься? Не волнуйся. Минута — и я снова в форме.
— Вот что значит двадцать два года.
— Мне нравится, когда ты смеешься, — сказал Роб. — А теперь я хочу, чтобы тебе было хорошо.
— Мне и так чудесно.
— Нет, это нужно. Как лучше — руками или губами? Или давай вместе. Положи сюда руку. А я — сюда. Хорошо?
— Просто замечательно.
Однажды начав, они не могли остановиться. И так, и этак, то он сверху, то она. Ночь стала вечностью, спрессованной в часы и минуты.
— Еще!
— Как, прямо сейчас?
— Немедленно. Как можно скорее.
— Вот тебе! И вот! Подложи подушку. Что ты чувствуешь?
— Я чувствую себя, — ответила Джесс, — абсолютно голой. Телом и душой.
— Я тоже. А теперь помолчи.
* * *
Кровать оказалась тесной. Они перешли на пол, потом опробовали кресло у окна. Когда забрезжил рассвет, они увидели свое отражение в зеркальной дверце платяного шкафа. Их кожа блестела в полумраке; лица с одинаково распухшими губами и изумленно открытыми глазами стали, как две капли воды, похожими друг на друга.
— Уже день.
— Не хочу, чтобы наступал день. Может, на свету этого не случилось бы.
Он закрыл ей ладонью рот.
— Тс-с-с. Иди в постель.
— На мне живого места не осталось.
— Да уж. Кажется, мы переусердствовали.
— Просто обними меня.
— С удовольствием. Ты очень устала?
— Да. Но все равно я никогда не чувствовала себя такой живой.
— Я тоже. У меня как будто появилось шестое чувство. Нет, еще шесть чувств.
— Мне хочется спать, но я боюсь.
— Не бойся. Закрой глаза.
Она легла на бок, а он уютно пристроился сзади, повторяя изгибы ее спины и колен. Джесс почувствовала, как теплое дыхание Роба у нее на затылке становится все тише, глубже и равномернее. И они оба уснули.
Когда Джесс проснулась, на нее накатила знакомая волна отчаяния. Но ее тотчас смыла другая. Рядом дышало другое человеческое существо. Тоска и одиночество отступили, и она почувствовала себя почти счастливой.
Но это немыслимо! Мгновенное отрезвление заставило Джесс резко сесть на кровати. Как? Быть счастливой в постели с этим мальчиком?!
Роб открыл глаза. Она натянула на себя одеяло.
— Ты от меня прячешься? После всего, что было ночью? Жалеешь, что это произошло? Ведь произошло, правда? Или для тебя это ничего не значит?
— Значит.
Джесс оголила плечи. Приподнявшись на локте, Роб не отрываясь смотрел на нее.
Что-то в их позах, выражении лиц или, может быть, освещении пробудило в ней давнее воспоминание, такое яркое и живое, что на каких-то несколько секунд оно затмило действительность. Она была молода — двадцать с хвостиком; эластичная, как сейчас у Роба, кожа стала шоколадной от загара. Было время после полудня — самое жаркое на Средиземном море; клин из солнечных лучей, пробившись сквозь полуоткрытые жалюзи, делил комнату пополам, как рухнувшая колонна. Человек, лежавший рядом с ней в постели, приподнялся на локте. Его лицо предстало перед ней так ясно, словно они вчера расстались. Она погладила его черные волосы и сказала, что ей пора: ребенок вот-вот проснется.
