И точно так же, как сейчас, она разрывалась между чувством вины и ощущением, что поступает правильно.
У Роба были длинные, до плеч, волосы. Джесс подавила в себе желание их погладить.
— Я собираюсь встать.
Она облачилась в халат. Ей хотелось кофе, тишины и времени, чтобы все обдумать.
У двери она обернулась.
— Я ни о чем не жалею.
Тогда, двадцать лет назад, она тоже ни о чем не жалела.
— Просто не знаю, что теперь делать. Я только что потеряла Дэнни и думала: все, что мне остается, это влачить унылое, размеренное существование, в котором не будет места ярким событиям или впечатлениям. Собиралась замкнуться в своей раковине и ждать, пока боль утраты не станет менее острой. Покой — вот все, на что я надеялась. И вдруг, — немного помолчав, продолжила она, — мне открывается правда о том, что тогда случилось. Это в корне изменило мое восприятие Дэнни… и многое другое.
Бетт! Нужно будет поговорить с ней. Но как начать?
— А теперь еще это. Не слишком ли стремительно после столь кратковременного знакомства?
— И ты решила дать задний ход? Неужели было бы легче, если бы ты прошла мимо двери? Или я притворился спящим.
— Не знаю. Нет. Это было бы нечестно. — Она тут же одернула себя: при чем тут честность? — Пойду вниз.
Мысленно она добавила: «И не ходи за мной. Дай прийти в себя».
Роб снова лег, закинув руки за голову. Резко обозначились трицепсы. Кожа на локте правой руки и на предплечье все еще шелушилась после гипса. Джесс отвернулась.
Она не могла отделаться от ощущения, что они уже ступили вдвоем на неведомую территорию. Даже захоти она, поздно отступать. Невозможно забыть то, что знаешь.
В ванной Джесс сняла халат и посмотрелась в зеркало. Она похудела; заметно выпирали ребра. Однако на животе и бедрах нарос лишний жирок. И тем не менее, решила она, зрелище отнюдь не отталкивающее.
У нее блестели глаза; выражение лица смягчилось.
«Эх, старушка!»— упрекнула она себя. Дать вскружить себе голову мальчишке двадцати двух лет, выделывать с ним то, что ты выделывала этой ночью!..
И не какому-нибудь мальчишке, а этому!..
Она прислонилась лбом к зеркалу и включила душ. Дыхание и пар, соединившись, замутили стекло, затуманили ее отражение.
В ней боролись шок, отвращение и необузданная, вызывающая, горьковато-сладкая радость.
Спустившись потом — в джинсах и рубашке — в кухню, она приготовила кофе и убрала тарелки, оставшиеся после вчерашнего ужина. Господи, как давно это было! Воспоминание о том, что произошло потом, вызвало прилив крови к щекам и шее.
